Военно-морской флот России

Кузнецов Н.Г. Курсом к победе.

Крымская конференция

В январе 1945 года в Ставке я узнал, что готовится встреча глав правительств антигитлеровской коалиции. Состоится она в Крыму, в Ялте.

Американская и английская делегации должны прибыть самолетами на один из флотских аэродромов. Ожидали, кроме того, прихода американских и английских кораблей, которые должны обеспечить свои делегации связью. На меня возложили ответственность за подготовку аэродрома, обеспечение самолетов, на которых прибудут высокие представители, а также за безопасность американских и британских кораблей в районах Севастополя и Ялты. В те дни Черное море было еще сильно засорено минами, которые то и дело обнаруживались в бухтах. Поэтому следовало надежно протралить пути подхода кораблей и места их стоянки. Вот этим мы немедленно и занялись, узнав о созыве конференции.

Хотя опасности немецкого нападения с воздуха практически уже не было, но принять меры предосторожности считалось тоже нелишним.

Крым уже находился далеко от линии фронта. Самолеты летели с военно-воздушных баз союзников, расположенных в Средиземном море. Я дал указание командующему авиацией ВМФ генерал-полковнику С. Ф. Жаворонкову немедленно вылететь на юг и заняться подготовкой аэродрома. Сам же задержался, чтобы вместе с работниками Главного морского штаба подготовить к конференции вопросы, связанные с флотом.

Наиболее существенным для нашего Военно-Морского Флота был вопрос о вероятном вступлении Советского Союза в войну с Японией и связанном с этим получением по ленд-лизу некоторого количества кораблей для пополнения Тихоокеанского флота. Дело в том, что американцы в самом начале 1945 года совсем еще не были уверены в победе над Японией. Поэтому они и предлагали несколько усилить наш Тихоокеанский флот, рассчитывая на вступление Советского Союза в войну на Дальнем Востоке.

Так что еще до начала конференции в Главном морском штабе составлялись заявки на необходимое число кораблей. Теперь же этот вопрос предстояло решить окончательно.

Я приказал исподволь готовить личный состав, который мог бы быть в случае необходимости немедленно направлен в порты или бухты США, где предполагалась передача этих судов Советскому Союзу. Однако здесь еще было много неясного, и конкретные шаги можно было предпринять, лишь сообразуясь с решениями конференции.

В то же время готовились различные документы и материалы конференции. Вопросы политического характера, необходимые для этого справки "отрабатывались" в аппарате Народного комиссариата иностранных дел. Генеральный штаб занимался комплексом военных проблем и готовился к встрече с военными представителями наших союзников. 

Согласование в действиях вооруженных сил всех стран, борющихся против Германии, становилось к этому времени особенно необходимым.

В Севастополь я приехал за неделю до начала конференции, чтобы проверить, как выполняются указания о подготовке к встрече самолетов и кораблей союзников.

Был конец января, дул холодный северный ветер, еще лежал снег, и только в полдень солнце чуть пригревало. Побывав на аэродромах, я направился в Ялту. Как только миновали Байдарские ворота и спустились вниз, тотчас ощутили настоящую крымскую весну. Ветра как не бывало. Изрядно припекало солнце. Мы даже остановились и вышли из машин, чтобы полюбоваться голубым небом и спокойным бирюзовым морем.

В Ялте стояли теплые дни, и, помнится, приехав туда в шинелях, мы тут же сбросили их и потом все время ходили в кителях. В Ялте я уже застал первого заместителя начальника Генштаба генерал-полковника А. И. Антонова (к началу конференции он стал генералом армии). С Алексеем Иннокентиевичем были три оперативных работника и несколько связистов. За связь отвечал генерал А. А. Грызлов. Дело он поставил превосходно. Отсюда, из небольшого полуподвального помещения дворца, можно было связаться с любым фронтом и флотом.

— Мы еще не оценили современных средств связи,— сказал Грызлов.— А они открывают безграничные возможности для управления войсками. Ведь вы, например, можете отдать спешный приказ флотам из любого пункта, даже находясь на корабле или в самолете.

Нам с Антоновым не понадобилось связываться из Ялты с войсками. Эту работу выполнял аппарат в Москве. В Ялту шли лишь наиболее важные сообщения, которые могли понадобиться для доклада Верховному Главнокомандующему.

Обсудив с генерал-полковником А. И. Антоновым военные вопросы, которые могли встать в ходе конференции, мы договорились подготовить нужные материалы для того, чтобы в случае необходимости дать информацию главе советской делегации.

Наспех отремонтированные, но неплохо обставленные дворцы уже были готовы к приему гостей. Местом совещаний и размещения американской делегации была Ливадия. В Воронцовском дворце должен был разместиться английский премьер Черчилль со своим персоналом. Советская делегация, уже прибывшая в Крым, занимала вспомогательные помещения Юсуповского дворца, оставив все основные комнаты для руководства.

2 февраля в Крым специальным поездом прибыли И. В. Сталин и В. М. Молотов и сразу направились в свою резиденцию. На следующий день мы встречали британскую и американскую делегации.

3 февраля 1945 года английская и американская делегации, находившиеся на Мальте (там они вырабатывали единую линию), должны были приземлиться на аэродроме. Накануне я уже был на месте. Все выглядело строго и торжественно. Аэродром был готов к приему высоких гостей. На мачтах развевались флаги союзных держав. Недалеко от посадочной полосы стояли палатки, где можно было укрыться от резкого ветра.

Сначала точно в назначенный час в воздухе показался четырехмоторный "Си-54", на борту которого находился английский премьер У. Черчилль. Едва затихли моторы воздушного лайнера и стюардесса открыла двери кабины, как на трапе появилась подвижная, хотя уже довольно тучная фигура Черчилля. Вслед за ним шла молодая женщина в военной форме. Оказалось, это его дочь Сарра. Она сопровождала отца в этой важной исторической поездке.

Черчилль был в черном драповом пальто. На голове — фуражка с блестящим козырьком. Он обошел строй почетного караула, очень внимательно вглядываясь в глаза советских бойцов, словно пытаясь разгадать, что это за люди, прославившиеся на весь мир своим мужеством и непобедимостью. А через несколько минут он уже сидел в палатке и с явным удовольствием угощался русской водкой и икрой.

Глав союзных делегаций встречали В. М. Молотов, А. Я. Вышинский, наши послы в США и Англии А. А. Громыко и Ф. Т. Гусев. На аэродроме, естественно, находились послы США и Англии.

Мне предстояло встретить английского адмирала флота Э. Канингхэма и взять над ним, так сказать, шефство. Мы были знакомы заочно: в Баренцевом море наши флоты взаимодействовали, обеспечивая движение союзных конвоев в Мурманск и Архангельск. Мне много говорили о его властности, решительности, и я представлял себе адмирала высоким, сильным, пышущим здоровьем. А передо мной предстал человек уже в  годах, среднего роста, с воспаленными усталыми глазами. Вскоре мы убедились, что наших скромных познаний во французском языке вполне достаточно для разговора на общие темы. Мы не спеша разговаривали, укрывшись в палатке, пока не услышали оживление на летном поле. Встречать американского президента вышли все, в том числе и английский премьер. Воздушный лайнер коснулся бетонной полосы и, немного пробежав по ней, остановился. С помощью специального лифта-кабины Рузвельта спустили на землю. Два рослых солдата бережно перенесли его в "виллис". Слуга-негр заботливо укутал ему ноги. Машина медленно двинулась вдоль строя почетного караула, замершего по команде "Смирно". Запомнилось бледное лицо президента. По-видимому, длинный путь отнял у него много сил. Нам было известно, что Рузвельт очень болен. Много лет тому назад он перенес полиомиелит, с тех пор у него парализованы ноги. Несмотря на это, у него хватало воли и энергии занимать ответственные посты. Вот уже четыре раза он переизбирался президентом. Но бледно-прозрачное лицо выдавало, что Рузвельт трудится на пределе своих физических сил (менее чем через два месяца он скончался).

Вскоре главы правительств выехали на машинах в Ялту. Мы с Канингхэмом немного задержались, чтобы встретить главнокомандующего американским флотом адмирала флота Э. Кинга. Знакомство с ним имело для меня особое значение: именно с Кингом мы должны были решить вопрос о кораблях для пополнения нашего Тихоокеанского флота. Кинг с первого же взгляда произвел впечатление старого морского волка: подтянутый, высокий, с обветренным красным лицом. Беседовать с ним было труднее, чем с Канингхэмом: я тогда совсем не понимал по-английски, а он не знал никакого другого языка. Выручил начальник личного штаба Рузвельта адмирал флота Леги, взявшийся быть нашим переводчиком. Позднее Леги напишет книгу "Я присутствовал там", в которой вспомнит о наших с ним встречах. Будучи моряком, он с интересом следил за разрешением флотских вопросов и охотно помогал нам.

И. В. Сталин был в Ялте, но гостей не встретил. Говорили, что Черчилль и Рузвельт были в какой-то степени недовольны этим. Впрочем, мы могли понять этот жест И. В. Сталина. Союзники столько лет тянули с открытием второго фронта, предоставляя нам один на  один сражаться с фашистской Германией в самые трудные для нас времена. К моменту Крымской конференции Советский Союз не столь уж и нуждался в помощи. Наоборот, нам пришлось оказывать помощь союзникам. Ведь незадолго до конференции застрявший в Арденнах фельдмаршал Монтгомери со своей армией попал в тяжелое положение и попросил через Черчилля помочь ему. Советское правительство, верное своему союзническому долгу, поступило, как и подобает союзнику — не считаясь с погодой, не дожидаясь, когда "у последнего солдата будет пришита последняя пуговица", отдало приказ своим войскам, и те начали наступление. Именно в дни работы Крымской конференции части Советской Армии форсировали Одер, оттягивая на себя из Арденн немецкие дивизии.

Вереница машин мчалась через Симферополь на Алушту и далее в Ялту. "Все расстояние до Ялты надежно охранялось советскими солдатами. Отмечено, что значительное число среди них — молодые девушки",— писал впоследствии президент США. Справедливости ради следует заметить, что в охране девушек не было, но зато они отлично справлялись с обязанностями регулировщиц на перекрестках дорог. Надлежащая охрана в пути и четкая организация движения лишь подчеркивали общий хороший порядок.

Американцы разместились в бывших царских апартаментах в Ливадии. Адмирал У. Леги в своей книге "Я присутствовал там" сыронизировал над Э. Кингом, которому досталась бывшая спальня императрицы. Черчилль со своими спутниками поселился в Воронцовском дворце (граф Воронцов, говорят, построил его по проекту английского архитектора, автора Букингемского дворца в Лондоне). Советская делегация остановилась в бывшем Юсуповском дворце в Кореизе.

Мы работали рука об руку с А. И. Антоновым. У нас сосредоточивались сводки с фронтов и флотов. В цокольном этаже Юсуповского дворца был развернут своего рода филиал Генерального штаба. Там готовились предложения по руководству текущими боевыми действиями на фронтах и одновременно прорабатывались вопросы, которые поднимались на конференции.

Официальное открытие конференции и первое пленарное заседание делегаций в полном составе состоялось 4 февраля. Главы делегаций, их помощники,  советники и переводчики заняли свои места за большим эллипсообразным столом в Ливадийском дворце.

Советскую делегацию возглавлял И. В. Сталин, его ближайшим помощником был В. М. Молотов. Из дипломатов на конференции присутствовали А. Я. Вышинский, А. А. Громыко, Ф. Т. Гусев и И. М. Майский. Среди военных старшим считался генерал армии А. И. Антонов. Членами делегации были маршал авиации С. А. Худяков и автор этих строк.

От США, кроме президента, присутствовали государственный секретарь Стеттиниус, адмирал флота Леги, личный друг президента и начальник его штаба, генерал Маршалл и адмирал флота Кинг. Среди политических советников президента был известный Гопкинс. Из англичан, кроме У. Черчилля, были Иден, Кадоган, фельдмаршал Брук, адмирал флота Канингхэм и другие.

Началось с любезностей. И. В. Сталин предложил Ф. Рузвельту открыть заседание, и тот ответил, что "счастлив открыть такое историческое заседание в столь восхитительном месте". Затем Рузвельт добавил, что "многое требует обсуждения, фактически вся карта Европы", и выразил убеждение в скорой и окончательной победе.

Хотя победа — все это понимали — была не за горами, на повестке дня конференции первым и самым важным вопросом стоял вопрос о том, как быстрее покончить с фашистской Германией. Фашисты продолжали отчаянно сопротивляться. Больше того. Они угрожали каким-то новым страшным оружием и действительно лихорадочно работали над новыми средствами уничтожения. Поэтому затяжка войны могла обернуться для человечества жесточайшими последствиями. Следовало спешить!

Но не только европейские дела интересовали участников конференции. Соединенные Штаты продолжали воевать с Японией, и до победы здесь было еще далеко. Поэтому их очень занимал вопрос о вступлении Советского Союза в войну с Японией.

В тот день, как и в дальнейшем, у меня было достаточно возможностей, чтобы внимательно приглядеться к военным и морякам, представлявшим наших союзников. Более всех мое внимание почему-то привлек адмирал Леги. Он был близок к Рузвельту, когда тот занимал еще пост заместителя морского министра, и потому в первые же дни войны президент привлек его к активной работе. Он выполнял сложные и щекотливые обязанности посла США во Франции при правительстве Петэна, а затем стал начальником личного штаба президента. Это был весьма трудолюбивый человек, не гнушающийся черновой работой штабного офицера; видимо, он прекрасно обеспечивал подготовку всех материалов для своего шефа. Не было случая, чтобы он не присутствовал вместе с Рузвельтом как на деловых совещаниях, так и на приемах. Меня он интересовал в предвидении разрешения "флотских" вопросов.

Наиболее маститой фигурой среди американских военных был, конечно, генерал Маршалл. Он являлся фактическим руководителем всех военных операций и сильно влиял на решения Рузвельта в этой части. Позднее, познакомившись с материалами войны против Японии, я убедился, что генерал Маршалл действительно имел такую хватку, перед которой не выдерживали даже крупные военные авторитеты США типа генерала Маккартура или адмирала флота Кинга. Маршалл реже появлялся на совещаниях дипломатов, но зато чувствовал себя полным хозяином американской делегации на всех военных совещаниях. Адмирал флота Кинг был узким специалистом — моряком, но, как теперь известно, умел, когда нужно, настойчиво проводить свою линию в ходе самых крупных операций на Тихом океане. Именно ему американские историки приписывают правильное решение о наступлении на Японию со стороны Тихого океана в противовес настоятельным предложениям Маккартура продвигаться на Токио вдоль береговой линии: Австралия, Новая Гвинея, Филиппины, Тайвань и, наконец, остров Кюсю. Военные представители США на последнем этапе войны явно главенствовали над англичанами как на море, так и на суше. За ними стояла сила войск и флота, сила доллара, и поэтому они занимали командные посты во всех крупных операциях. Хозяевами положения среди наших союзников американская военная делегация была и на конференции. Ее превосходство над англичанами чувствовалось весьма основательно.

Английские военные круги были представлены на Крымской конференции двумя влиятельными военными. Это прежде всего фельдмаршал Аллан Брук. Близкий к Черчиллю человек, Брук был скромен на вид и ничем не выделялся среди окружающих. Другой — адмирал флота Канингхэм — был самым  заслуженным моряком английского флота. Твердый принцип последовательного прохождения службы и выслуги лет по-прежнему играл первостепенное значение в Англии при выдвижении на тот или иной пост. Именно такой путь и прошел Канингхэм. Но "владычица морей" в душе уже признала, что первенство фактически перешло за океан, и вынуждена была обращаться к США то за помощью в виде 50 эсминцев, то с просьбой поставить по ленд-лизу самолеты и другую технику. Одним словом, она примирилась уже с ролью второстепенной морской державы. Вот это и чувствовалось тогда в поведении адмирала Канингхэма. Вместе с ним уходило со сцены былое величие английского флота. Американский главнокомандующий ВМС Кинг, располагая заново отстроенными кораблями, оказывал уже более значительное влияние на "историю", чем Канингхэм со своими устаревшими линкорами. Англия переживала период явного упадка некогда мощной колониальной империи. Это понимали и на Британских островах и в США. "У нас нет ни малейшей возможности восстановить равновесие с Соединенными Штатами в отношении флота",— писал впоследствии в своих воспоминаниях У. Черчилль. "В экономическом отношении Англия была положена на лопатки, а в военном отношении в сравнении с Америкой — бессильна",— вспоминал и адмирал флота Леги.

Все это ощущалось и в практических "флотских" делах в дни конференции. Так, если англичане ограничились посылкой одного транспорта с материальным обеспечением, то американцы базировали свой корабль связи "Кэтоктин", четыре тральщика — "Пиннэкл", "Имплисит", "Инессент" и "Инкредибл" и транспорт типа "Либерти" — "Уильям Блоунт".

Уже нетрудно было заметить, что две крупные и самые сильные страны — Советский Союз и США — практически вносят наибольший вклад в обеспечение победы над фашистской Германией и Японией. Черчилль, бесспорно, сыгравший большую роль в борьбе с Гитлером в 1940—1941 гг., еще старался сохранить прежнее ведущее положение, но оснований для этого было уже явно недостаточно.

Первым моим деловым разговором с адмиралом Кингом было обсуждение его просьбы перебазировать "Кэтоктин". Я высказался против этого шага, ссылаясь на минную опасность. И это было действительно так. Если мы с известным риском разрешили американцам немного позднее перевести два минных тральщика ("Пиннэкл" и "Имплисит"), то для крупных кораблей, таких, как "Кэтоктин" и "Уильям Блоунт", это было слишком рискованно. Кинг не настаивал, и мы к этому вопросу больше не возвращались. Потом я узнал, что американцы организовали в Ливадии пункт связи, соединились с помощью проводов и телетайпа с "Кэтоктином", который обеспечивал сообщение американской делегации с внешним миром.

В совещаниях, где разбирались политические проблемы, я, как правило, не участвовал, но в промежутках между пленарными заседаниями происходили совещания военных представителей. С советской стороны старшим на них был А. И. Антонов. Здесь шло более подробное ознакомление с планами операций на ближайшее будущее и разбирались вопросы более тесного взаимодействия войск союзников. От нашего командования американцы добивались ответа на вопрос, когда и каким образом мы собираемся дальше продвигаться в направлении Берлина. Их беспокоило, как бы не опоздать к захвату столицы Германии. А дело уже складывалось именно таким образом.

Американцы особенно интересовались, собираемся ли мы воевать с Японией и если да, то когда Советская Армия намерена выступить. Однако эти вопросы мы увязывали с общеполитическими проблемами, и раскрывать все карты раньше времени А. И. Антонов не хотел. Как бы в отместку за нашу "осторожность" американцы тянули с вопросом о помощи, в том числе о выделении кораблей для Тихоокеанского флота.

Так день за днем незаметно прошла неделя. Деловые совещания, встречи руководителей стран, обеды, устраиваемые то в одном дворце, то в другом... Погода выдалась удивительно теплой, и на Южном берегу Крыма уже чувствовалась весна.

Военные совещания устраивались чаще всего в Юсуповском дворце, в Кореизе, и только один раз такое совещание было организовано в Ливадии. На них происходил взаимный обмен информацией о ходе боевых операций, устанавливались линии, разграничивающие боевые порядки союзных войск, определялась координация действий авиации и вырабатывались совместные планы ведения войны на ближайшие месяцы. 

Я не собираюсь подробно описывать ход Крымской конференции — ей посвящено немало книг.

В полном составе делегации собирались за одним столом только на пленарных заседаниях. В другие дни военные и морские представители союзных держав работали отдельно. Они разрабатывали и согласовывали свои мнения и предложения о том, как скорее и с меньшими жертвами закончить войну на востоке и на западе. А затем эти предложения утверждались главами делегаций.

На первом пленарном заседании обстановку на советско-германском фронте изложил генерал армии А. И. Антонов. Он сообщил, что намеченное на конец января и на февраль наступление Красной Армии началось раньше запланированного срока. Причиной тому явилось неожиданное наступление немцев в Арденнах. Союзникам очень полезно было напомнить, что наступление наших армий помогло спасти от разгрома войска английского фельдмаршала Монтгомери. Алексей Иннокентиевич то и дело обращался к большой карте, разложенной на столе. Показал полосу наступления наших войск. Она протянулась более чем на 700 километров — от Немана до Карпат. Одновременно наступали войска трех фронтов — 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского.

Докладчик отметил силу удара наших армий. После прорыва вражеской обороны они продвигались за сутки в среднем на 25— 30 километров.

По сравнению с этими масштабами очень бледно прозвучал доклад американского генерала Д. Маршалла. По его словам, "германский выступ в Арденнах сейчас ликвидирован, и союзнические войска продвинулись на ранее занимаемую ими линию". Да, пока они только удерживали старые позиции, а не наступали.

От англичан выступил не фельдмаршал А. Брук, как ожидалось, а адмирал Э. Канингхэм. В его докладе явственно слышалась знакомая нотка о трудностях борьбы с немецкими подводными лодками и мольба о помощи Британии в этой борьбе. Отметив, что немецкие лодки строятся главным образом в Данциге, адмирал закончил свое выступление словами:

— Как моряк я хочу, чтобы русские поскорее заняли Данциг.

Рузвельт спросил у Сталина, скоро ли это произойдет. Глава нашей делегации ответил, что Данциг еще не находится под огнем советской артиллерии, но есть надежда, что скоро мы его займем.

Ответ И. В. Сталина особенно удовлетворил Черчилля.

Положение Данцига в дни Крымской конференции было уже безнадежным: к городу подходили наши сухопутные части, а Балтийский флот отрезал немцам единственный путь отступления — морем. В тот день мы еще не знали, что советская подводная лодка "С13" под командованием А. И. Маринеско потопила огромный немецкий лайнер "Вильгельм Густлов", а чуть позже — транспорт "Генерал Штойбен". На обоих судах оказались отступающие из Данцига немецкие войска и в их числе подводники из учебного отряда подводного плавания.

Итак, первое заседание конференции было посвящено в основном военным вопросам. Поскольку на нем выявилось единодушие трех делегаций, на пленарных заседаниях эти вопросы больше не поднимались.

Заседание длилось около двух часов. На нем была выработана повестка дня конференции и согласовано заявление, подлежащее опубликованию на следующий день. В тот же вечер президент США дал обед. Хозяйкой на нем была прибывшая в Ялту дочь американского посла в Советском Союзе Кэтлин Гарриман. Так началась Крымская конференция.

В центре внимания глав делегаций на остальных семи заседаниях были политические проблемы.

Военные руководители собирались на свои совещания. Помню, одно из них состоялось б февраля. Как и на других подобных совещаниях, кроме генерала А. И, Антонова и автора этих строк на нем присутствовали адмирал С. Г. Кучеров, генерал-лейтенант А. А. Грызлов и мой переводчик. — капитан 3 ранга Костринский. От США на совещании были У. Леги, Д. Маршалл, Э. Кинг, Кутер, Кук и Дин. От Англии — А. Брук, Порталл, Канингхэм, Вильсон, Исмей, Сомервилл и Арчел.

А. И. Антонов любезно предложил кресло председателя адмиралу флота У. Леги, как старшему по званию. К тому же он являлся начальником личного штаба Ф. Рузвельта. На прошедших совещаниях глав правительств военным было поручено разработать план совместных действий авиации союзников над территорией Германии. Этого требовала создавшаяся обстановка: к февралю 1945 года участились налеты союзной авиации на столицу фашистской Германии. Объекты бомбардировок нашей авиации и авиации союзников находились неподалеку друг от друга. В конце января 1945 года, например, тысяча американских и английских бомбардировщиков произвела налет на Берлин. 600 истребителей прикрывали эту операцию. А поскольку наши войска приближались к немецкой столице, советская авиация, естественно, действовала в том же районе. Важно было установить разграничительную линию, чтобы избежать ошибок с их возможными тяжелыми последствиями. По этому вопросу неожиданно разгорелся горячий спор. Точки над "i" поставить не удалось. Приняли очень неопределенную, растяжимую формулировку: "Дать указания военным миссиям США и Англии в Москве держать более тесную связь с советским Генеральным штабом и чаще информировать друг друга о действиях авиации".

Возник также вопрос о базировании американской авиации у на уже освобожденных нашими войсками европейских аэродромах. Проблема тоже не была решена, так как чувствовалось, что у американцев политические аспекты этой проблемы превалируют над чисто военными.

В совместных действиях против фашистской Германии было немало примеров согласованных действий сил союзников, что приводило к весьма успешным результатам. Мне хорошо известны операции, связанные с конвоированием судов, шедших в Архангельск и Мурманск. Английский флот обязан был обеспечить движение транспортов, надводных кораблей и авиации. Корабли нашего Северного флота действовали совместно с английскими и, за исключением отдельных неудач, обеспечивали доставку нужного для фронта военного снаряжения. Нередко можно было наблюдать, как советские и английские эсминцы стояли рядом на северных базах. Мне хорошо запомнились дружеские встречи с адмиралами, которые вели конвои.

Координация боевых усилий, настоятельная необходимость которой была подчеркнута в дни Крымской конференции, на самом деле в полной мере все же не осуществлялась. Наметившиеся политические разногласия оказывали свое влияние и на согласованность военных операций. Война в Европе была уже, по сути дела, выиграна. Не имела никаких шансов на победу и Япония. Но настоящий, прочный мир при всем этом казался еще далеким. Все последующие события подтвердили это. Наши союзники спешили, так как советские войска уже продвигались к Берлину, не нуждаясь в их помощи. Более того, когда победа над Германией и Японией была вне сомнений, в поведении американцев и англичан можно было заметить действия, определяемые дальним политическим прицелом, но не всегда отвечающие задачам успешной борьбы с противником. Здесь в первую очередь можно сказать о бомбежке союзной авиацией ряда городов Германии, до которых уже не успевали добраться войска союзников и куда быстро двигались наши части. Именно тогда был разрушен Дрезден и сильно пострадали Лейпциг и Потсдам. Сюда же следует отнести и бессмысленную с военной точки зрения установку мин в портах Кореи непосредственно перед высадкой нашего десанта в августе 1945 года.

Однако в западной историографии часто делается все же неправомерный акцент на разногласия, которые возникли между союзниками в Ялте. Спору нет, разногласия действительно были, и подчас значительные. Например, в вопросах о репарациях или о будущем государственном устройстве Польши. Тем не менее общий тон конференции был проникнут взаимным согласием и стремлением к содружеству. На конференции были приняты согласованные решения по всем основным проблемам международной жизни.

В наши дни очень полезно вспомнить о принятых в Ялте решениях по германскому вопросу. "Нашей непреклонной целью,— говорилось в коммюнике о конференции,—является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантии в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушать мир всего мира".

Этот кардинальный принцип конкретизировался в развернутой программе, где предусматривались, в частности, роспуск германских вооруженных сил, уничтожение германского генерального штаба и ликвидация всей германской промышленности, которая могла быть использована в военных целях.

Наряду с германской проблемой участники конференции обсудили важные вопросы о послевоенном устройстве мира. Они разработали принципиальные основы деятельности будущей Организации Объединенных Наций. Решили созвать 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско учредительную конференцию ООН.

В Ялте была также принята известная Декларация об освобожденной Европе и обсуждены некоторые положения этой проблемы, связанные с Польшей и Югославией. Принципиально важное значение имела заключительная часть Декларации — "Единство в организации мира, как и в ведении войны". В ней выражалась "решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу возможной и несомненной для Объединенных наций".

Эти строки еще раз наводят на мысль, какая величайшая сила была заключена в единстве народов антифашистской коалиции! В этом мощь любого единения, направленного на гуманные цели.

К 6 февраля между главами правительств была достигнута договоренность о войне на Дальнем Востоке, и мы, военные, в конце совещания получили возможность от обсуждения западных проблем перейти к тихоокеанским. Докладывал американский адмирал флота Э. Кинг. Он начал с того, что нужно добиваться скорейшего разгрома Германии, после чего "получить подкрепления с европейского театра, занять позиции и начать решительное наступление на Японию". Американец снова подчеркнул, что крайне желательно, чтобы Советский Союз быстрее вступил в войну с Японией.

Именно на Ялтинской конференции было подписано соглашение о том, что через два-три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе Советский Союз вступит в войну против Японии. Об этом, правда, не сообщалось.

Делегации США и Англии не рассчитывали на быстрое окончание войны.

Помню, адмирал флота Э. Кинг спросил меня о возможных сроках окончания второй мировой войны, я отшутился, что, дескать, я не Кассандра, чтобы заниматься пророчеством, тем более что в военном деле слишком много случайностей, но думаю, что фашистская Германия сложит оружие в конце 1945 года, а Япония —несколько позднее. Кинг назвал меня неисправимым оптимистом.

События опрокинули все наши предположения. Советский народ и его армия обрели такую мощь, были полны таким стремлением к победе, что свершили, казалось бы, невозможное и уже в начале мая вынудили капитулировать фашистский рейх.

Об этом нашем разговоре с адмиралом флота Э. Кингом я напомнил ему, когда мы рядом сидели на приеме в особняке У. Черчилля в Потсдаме. Кинг с улыбкой ответил, что хорошо бы всегда так ошибаться — "в другую сторону".

Что касается дальневосточной проблемы, то американский адмирал Э. Кинг на совещании б февраля прямо сказал, что на победу над Японией в 1945 году рассчитывать не приходится, если не будут изысканы дополнительные ресурсы. Поэтому так обрадовало союзников заверение наших руководителей в том, что через два-три месяца после окончания войны на Западе наши войска закончат подготовку к наступлению в Маньчжурии. Это обещание, как известно, было выполнено с присущей Советскому государству точностью.

Я воспользовался обсуждением дальневосточных проблем, чтобы поднять вопрос о получении от США боевых кораблей по ленд-лизу. Список нужных нам кораблей был у меня в папке, но для разговора все не находился повод. Выбрав удобный момент, я обратился к И. В. Сталину. Он ответил, что для решения этого вопроса время еще не пришло.

Конференция и связанные с нею заботы отнимали у И. В. Сталина очень много времени. Тем не менее он успевал следить за положением на фронтах, принимать решения, связанные с боевыми действиями войск. В Кореиз, в Юсуповский дворец, приезжали командующие фронтами и армиями. Сталин беседовал с ними обычно в присутствии Антонова, у которого всегда под рукой оказывались карты с уже нанесенной обстановкой и с графическим изображением будущей операции.

За несколько часов до очередного заседания конференции Сталин собирал членов делегации, давал почти каждому определенное задание: изучить такой-то вопрос, то-то выяснить, с тем-то связаться. Чувствовалось, что он тщательно и всесторонне готовится к каждой встрече с главами союзных держав. Сталин обладал превосходной памятью и все же не полагался на нее. Еще и еще раз все проверял, просматривал документы, записи, выслушивал мнения членов делегации.

Он и других учил не полагаться на память. Я помню, он как-то спросил меня:

— А почему вы не записываете?

— Я запомню.

— Все запомнить невозможно. К тому же запись приучает к точности.

С тех пор я всегда имел при себе блокнот и карандаш.

Перед обсуждением вопроса о выделении американских кораблей по ленд-лизу для Тихоокеанского флота Сталин специально вызвал меня и спросил, готов ли я ответить на все вопросы, которые могут возникнуть по этому поводу за "круглым столом".

Поражало спокойствие Сталина. В самые жаркие моменты спора, когда Черчилль не мог усидеть на месте, Сталин оставался сдержанным и невозмутимым, говорил ровным голосом, как всегда взвешивая каждое слово. И выходил из спора победителем. Его железная логика сокрушала все хитросплетения оппонента.

В дни Крымской конференции Верховный Главнокомандующий обыкновенно заслушивал доклады генерала А. И. Антонова о положении на фронтах дважды в день — утром и вечером. У меня осталось впечатление, что утренний доклад был коротким, а вечером начальник Генерального штаба более обстоятельно излагал обстановку на фронтах и получал указания на следующий день.

Я постоянно жил в Ялте, где в доме отдыха Черноморского флота работала вся моя флотская группа во главе с вице-адмиралом С. Г. Кучеровым, но к 10 часам приезжал в Кореиз, в Юсуповский дворец, чтобы доложить обстановку на флотах А. И. Антонову.

Около 11 часов А. И. Антонов заканчивал подготовку к докладу. Но Верховный иногда нарушал этот срок, если был занят делами конференции.

Вечерний доклад, если не было приемов, начинался часов в 9—10 вечера и нередко затягивался, ибо решались вопросы и не относящиеся только к руководству фронтами. Два раза я присутствовал на этих докладах. Помнится, 8 февраля А. И. Антонов пригласил меня, когда собирался доложить Сталину результаты совещания с военными представителями союзников. Стоял вопрос о согласованных действиях авиации в районе Берлина. Было решено постоянного органа для этой цели не создавать, а проводить нужные консультации в Москве.

Уже в полночь Сталин пригласил нас на ужин, как иногда он делал и в Москве. Стол был накрыт в небольшой, но красивой, хорошо отделанной деревом комнате. Неожиданно И. В. Сталин проявил особый интерес к флотским вопросам. Решив текущие дела по западным фронтам, он, видимо, мысленно перенесся на Дальний Восток. Союзники (и особенно США) настаивали на скорейшем вступлении СССР в войну с Японией. Об этом шла речь на совещании глав союзных правительств. Тихоокеанский флот должен был принять участие в боевых действиях. Сталин спросил о состоянии и готовности флота. Я доложил о кораблях, находящихся в строю, и напомнил о судах, обещанных нам союзниками.

— Я это помню,— сказал Сталин.— Сегодня поговорю с Рузвельтом.

Мне неизвестно, какой у них состоялся разговор, но на следующий день мне сказали, что вопрос в принципе согласован и мне надлежит уточнить детали с Э. Кингом. Я не упустил случая, в тот же день встретился с американским адмиралом и передал ему список кораблей, которые желательно было нам получить. Кинг обещал немедленно ответить, как только вернется в Вашингтон.

Зато мы более подробно обсудили вопрос о том, где состоится передача кораблей. Кинг назвал бухту Коулд-бей на одном из Алеутских островов. Оспаривать этот пункт у меня не было оснований. Смущало лишь то, что место это было уж больно неуютным.

Адмирал Кинг сдержал слово. Из Вашингтона он прислал телеграмму, в которой говорилось, что мы получим от Соединенных Штатов фрегаты, тральщики, охотники за подводными лодками, торпедные катера и десантные суда, в общей сложности более 250 единиц. В преддверии боевых действий на море эти суда были очень кстати. Мы немедленно скомплектовали команды и направили их в Америку.

Я тогда и понятия не имел о том, что из себя представляет бухта Коулд-бей. Только потом наши командиры и матросы образно описывали это "забытое богом" место. Но как бы там ни было, корабли были приняты, успешно доставлены во Владивосток, быстро освоены. Они участвовали в войне с Японией, а после войны, оказав нам практически весьма небольшую помощь, как принятые по ленд-лизу, были возвращены военно-морскому министерству США.

Почему нам требовалось усилить Тихоокеанский флот?

К началу Великой Отечественной войны наша судостроительная промышленность еще не обеспечивала полностью потребностей быстро растущего флота. А когда началась война, мы вынуждены были и вовсе сократить поставки кораблей на Тихий океан, так как отправляли их на воевавший Северный флот. Небольшие суда, которые мы получили весной и летом 1945 года из США, пригодились нам главным образом для высадки десантов в портах и на островах, занятых противником.

В дни Крымской конференции я несколько раз побывал в Севастополе. Кроме поручений, которые мне давались по обеспечению союзных кораблей, стоявших в Северной бухте или доставлявших небольшие грузы в Ялту, я, естественно, имел достаточно времени заниматься своими флотскими делами. Черное море и все побережье уже были очищены от противника, и только нападение с воздуха еще нельзя было полностью исключить, и поэтому средства ПВО держались в повышенной готовности.

Активные боевые действия к тому времени на юге вела только Дунайская флотилия. Переподчиненная теперь Наркомату ВМФ, она с боями продвигалась вверх по Дунаю, тесно взаимодействуя с сухопутными фронтами.

Командующий флотом адмирал Ф. С. Октябрьский после операции лежал в госпитале. Я посетил его.

— Благодатные времена настали,— пошутил Филипп Сергеевич.— Можно полежать в госпитале не только по ранению, но и по болезни. А раньше на разные болячки некогда было обращать внимание...

Мы поговорили о днях минувших и о нынешней жизни флота. Коснулись восстановления Севастополя. Вспомнили, как летом прошлого года он показывал мне единственный сравнительно уцелевший дом — городскую почту. Теперь, в феврале 1945 года, развалин, конечно, все еще было много, но кое-где уже появились жилые островки.

Больного утомлять разговорами не полагается, и мы с начальником штаба флота вице-адмиралом Н. Е. Басистым простились с ним.

Когда вернулись в штаб. Басистый доложил о флотских делах. Докладывал он, как всегда, четко и полно.

С Н. Е. Басистым мы были знакомы давно. Я знал, что ему довелось послужить и в царском флоте. Был простым матросом, в гражданскую командовал кораблями и матросскими отрядами на Волге. Наша первая встреча состоялась в стенах Военно-морской академии. Он уже кончал академический курс, когда я поступил на тот же командный факультет. Это было в 1929 году.

Весной 1937 года нас судьба свела на Пиренейском полуострове: он прибыл туда добровольцем и плавал на одном из эсминцев флота республиканской Испании. "Очень хороший русский товарищ",— говорил про него командир флотилии Висенте Рамирес. Служба на эсминцах была тяжелой, и компанеро руссо в звании капитана де корвета достойно представлял свою Родину, которая послала его "штурмовать далеко море".

Вернувшись из Испании, он служил на Черном море на крейсере "Червона Украина", и я, посетив этот корабль в 1939 году, с удовольствием провел несколько часов, беседуя с И. Е. Басистым и старыми червоноукраинцами. Ведь с этого корабля я неожиданно, буквально с мостика после похода, выехал в Москву, а затем в Испанию.

А потом началась Великая Отечественная война. Басистый командовал соединениями кораблей, участвовал почти во всех боевых операциях черноморцев и в 1944 году с эскадрой вернулся в освобожденный родной Севастополь.

Встречаются люди: совершают большие дела, а стараются остаться незаметными, не выпячивают своих заслуг. Таков был до конца дней своих адмирал Н. Е. Басистый. Мне приходилось наблюдать его в роли командующего эскадрой, начальника штаба флота, командующего флотом, заместителя министра. Везде он работал больше всех, а говорил меньше всех. Басистый и в своей книге воспоминаний "Море и берег" выступает таким. Изображает себя скромным участником боевых походов и десантов, хотя всегда находился в центре событий и брал на себя всю ответственность за их исход.

Конечно, война — это не гладкая дорога. Бывали неудачи и у Н. Е. Басистого, но это не следует записывать ему в строку. Это адмирал, полностью отдавший свою жизнь флоту.

С начальником штаба Н. Е. Басистым и членом Военсовета флота И. И. Азаровым мы ознакомились с обстановкой на театре, а потом на катере прошлись по бухтам. На кораблях шла нормальная служба.

11 февраля Крымская конференция закончила свою работу. На следующий день президент Рузвельт выехал на машине в Севастополь, намереваясь провести ночь на своем корабле связи "Кэтоктин", а затем вылететь на родину.

Черчилль улетел немного позднее. Он тоже побывал в Севастополе, осмотрел сохранившееся со времен осады города в прошлом веке английское кладбище, где похоронен его родственник знаменитый Мальборо.

Я отвечал за пребывание гостей в Севастополе и их отлет с аэродрома. Поэтому, когда последний иностранный самолет и корабль покинули Крым, облегченно вздохнул. Подобного рода обязанности, на первый взгляд, казалось бы, не очень сложные, тем не менее доставляют немало хлопот.

Уже после войны мне не раз доводилось бывать в Крыму, и всякий раз, проезжая мимо Ялты, я хоть на несколько минут останавливался у Ливадийского дворца.

Много важных событий с тех пор свершилось на земле, много важных проблем решило и продолжает решать человечество. Но важнейшая из них — это сохранение мира на земле. Основная мысль заключительной части Декларации, принятой на конференции в Ялте, состоит именно в решимости союзников сохранить и усилить в мирный период единство целей и действий Объединенных наций, сделавшее возможной победу во второй мировой войне. Эти слова, как заповедь, оставлены нашим современникам участниками исторической конференции.