Идут "игреки"

Я был первым советским представителем, посетившим север Испании. Отсюда мне надо было при первой возможности выбраться в Мадрид, чтобы рассказать нашим товарищам, какова обстановка. Снова возвратился в Сантандер, откуда должен был идти на Мадрид самолет. Перелет предстоял сложный и рискованный, по выбора не было.

Летели мы над территорией, запятой мятежниками. Несколько автоматов, выставленных в окна пассажирского "Дугласа", должны были защищать его от вражеской авиации. Конечно, мы понимали, насколько это иллюзорно...

Погода нас обманула. Над Сантандером стояли густые облака, но едва мы пролетели горы и оказались над вражеской территорией, облачной пелены как не бывало. Я посматривал на свой чемоданчик, лежавший на полке. В нем хранились записи для доклада Розенбергу и Гореву. Как быть с ними, если самолет подобьют или он совершит вынужденную посадку? Но все обошлось благополучно.

Новости, которыми меня встретил Мадрид, были нерадостными — пал Толедо.

Уезжая из Бильбао, я рассчитывал скоро возвратиться. Но не пришлось. Меня пригласил Горев.

— В ближайшее время по просьбе республиканского правительства должны прийти из Советского Союза транспорты с оружием. Вам следует организовать их прием в Картахене или другом порту на Средиземном море.

— Как же быть с эскадрой? — спросил я посла,.которого считал своим непосредственным начальником.

— Необходимо встретить первый транспорт. Сейчас это, пожалуй, самое важное, а эскадра не сегодня завтра уйдет из Бильбао, — ответил он.

Действительно, с первого дня пребывания на севере эскадра столкнулась с непредвиденными трудностями — недоставало топлива, базы были не приспособлены, усилились налеты вражеской авиации, а зенитного прикрытия не было. Отсутствовали и истребители. Авиация мятежников могла почти беспрепятственно, днем и ночью, совершать налеты на эскадру. К тому же в конце сентября в Средиземном море появились крейсера мятежников, вышедшие из Эль-Ферроля. Они угрожали коммуникациям республиканцев. Вот тогда-то и стала очевидной ошибочность Северного похода: корабли, не совершив ни одной серьезной операции, были вынуждены возвращаться обратно...

Первый советский транспорт "Комсомол" уже грузился в Севастополе. Вопрос о том, где лучше ему ошвартоваться для разгрузки, не пришлось обсуждать: Картахена была единственным портом, относительно защищенным от противника с моря и с воздуха.

Я побеседовал еще раз с Прието у него на квартире и собрался в путь.

Вылетел из Мадрида в тот самый день, когда республиканский флот отправился с севера на свою главную базу. Разными путями я и мои друзья, испанские моряки, начали свой путь в Картахену.

Рано утром сел на самолет, шедший в Аликанте. Оттуда до Картахены можно было доехать на машине за два часа. Старенький "Потез" забрал полтора десятка пассажиров и с трудом оторвался от земли. Спутники мои, в большинстве иностранцы, спешили выбраться из осажденного Мадрида.

Над горами самолет сильно болтало. Пассажиры чувствовали себя плохо. Пожилая француженка умоляла хоть чем-нибудь помочь ей, а муж ее, совсем старый, безмолвно сидел рядом, едва сохраняя сознание и цепляясь за ручки кресла.

Я думал о том, что ждет меня в Картахене, о той роли, которую должен был играть республиканский флот в этой затянувшейся войне.

Бывает так, что в ходе войны на флот ложится на первый взгляд малозаметная, но тяжелая работа, от которой зависит успех на сухопутных фронтах. А со стороны кажется, будто бы флот бездействует.

Конвоировать транспорты с грузами, заботиться о том, чтобы в пути на них не напал противник и они смогли доставить военное снаряжение, продовольствие, — вот что стало главной задачей республиканского флота. Это было далеко не легко, не просто и совсем не безопасно. Эскадра, выполняя свою трудную задачу, находилась в море в любую погоду, днем и ночью. Часто от моряков требовалось большое мужество. Они принимали на себя удары врага, порой сами вызывали их, отвлекая противника от транспортов. Но обо всем этом мало кто знал. О таких боевых делах стараются не распространяться, о них не сообщают в сводках: надо строго соблюдать военную тайну. На моряков, случалось, даже роптали: "Что делает флот?"

В такой сложной обстановке командование должно обладать большой выдержкой. Рассказывают, у японского адмирала Того во время русско-японской войны сожгли дом. Воинственно настроенным фанатикам казалось, что адмирал избегает боев, не хочет действовать активно. Война началась, как известно, внезапно — японские миноносцы напали на русские корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура, торпедировали два царских броненосца и крейсер. Но за этим многообещающим первым успехом последовало затишье. Японцы блокировали русский флот в Порт-Артуре. Того выжидал благоприятной обстановки. Шли месяцы. "Почему Того больше не топит русские корабли?" — возмущались любители громких побед. Адмирала ругали, потом пустили и "красного петуха". Между тем своим кажущимся бездействием Того терпеливо обеспечивал господство на море, что в результате привело к последующим успехам...

Как будут развиваться дальнейшие события в Испании, в большой степени зависело от доставки республиканцам оружия. Его привозили морем в Картахену. Военным кораблям приходилось изо дня в день быть в готовности вести бой с флотом и авиацией мятежников. Но в день моего приезда в Картахену республиканская эскадра в базу еще не прибыла. Гавань выглядела непривычно пустынной.

Командир базы Антонио Руис встретил меня приветливо. Он явно скучал и был рад новому человеку. А мне нужно было деликатно выяснить готовность порта к приему транспортов.

Я начал издалека. Заметил, что война затягивается и правительство поступает правильно, занимаясь организацией Народной армии... Дон Антонио перебил:

— Война затягивается? Но пуеде сер — не может быть. Мятеж или удается сразу, или обречен на провал. Франке быстро победить не смог, значит...

— Однако военная сила и организованность действий пока на стороне мятежников. С этим надо считаться. Дон Антонио отмахнулся от моих доводов. Он был в веселом и даже немного легкомысленном настроении. Мне пришлось приоткрыть свои карты:

— Армии понадобится много оружия; откуда бы оно ни шло, прибывать будет, очевидно, морем в Картахену.

Только тогда он всерьез заинтересовался. Мы долго сидели над картой Средиземного моря. Разбирая возможные маршруты, я старался показать дону Антонио, что мятежники, владея Гибралтаром и островом Мальорка, смогут перехватывать транспорты, если те будут следовать без конвоя. Республиканский флот скоро вернется в Картахену. Значит, ему придется конвоировать транспорты.

— Как пойдет работа в базе и в порту, когда прибудет сразу несколько транспортов?

Никакого плана на этот счет мой собеседник, конечно, не имел. Раньше из Картахены вывозили фрукты, руду, свинец. Ввоз был небольшой, и таких тяжелых, громоздких грузов, как пушки, танки, самолеты, здесь никогда не принимали. Порт был к этому не подготовлен. Довольно быстро я выяснил, что мы сразу столкнемся с нехваткой транспортных средств — вагонов, открытых платформ. Грузовиков с прицепами совсем не было.

— Как вы думаете выйти из этого трудного положения? — спросил я дона Антонио.

— Позовите ко мне сеньора Матео, — распорядился он.

Вскоре пришел полковник Матео — высокий худощавый старик с печальными глазами. Это был, пожалуй, первый офицер, одетый строго по форме.

Я отошел в сторону, не желая вмешиваться в разговор дона Антонио с подчиненным. По ответам Матео понял, что он хорошо осведомлен о положении дел в базе. Позже я убедился, что это был очень деловой человек, находивший выход из любого трудного положения.

В начале мятежа полковник потерял единственного сына. Анархисты под предлогом того, что им нужны были винтовки для защиты республики, напали на правительственный склад оружия. Молодой офицер Матео пытался удержать их. Но анархисты набросились па него с криками: "Фашист, мятежник!" Он был убит на посту. Матео-отец тяжело переживал эту трагедию, но она его не сломила. На службе он был энергичен, деловит и немногословен. Сколько раз базе приходилось трудно: то грузов поступало больше, чем рассчитывали, то не могли быстро разгрузить транспорты с оружием. Мы всегда обращались к Матео, и не было случая, чтобы он не предпринял действенных мер.

...Мне нужно было еще о многом переговорить с доном Антонио, но он не привык задерживаться на службе и просиял, когда вестовой доложил: "Комида листе". Обед подан, значит, пора прекращать дела. Я успел лишь договориться, что на другое утро мы вместе побываем в базе и осмотрим все собственными глазами.

Весь следующий день мы ездили на коче гранде — большой адмиральской машине. Побывали в Арсенале, выбрали причал для разгрузки первого транспорта. Несколько суток спустя у этого причала разгружался наш теплоход "Комсомол". Доставленные первые советские танки двинулись из Арсенала своим ходом.

В Арсенале многое поразило меня. Оказывается, на его территории находились судостроительные мастерские "Конструктора Навель", принадлежавшие сметанному англо-испанскому акционерному обществу. Правление общества находилось в Лондоне. Оттуда оно и осуществляло руководство. Этому же обществу принадлежал судостроительный завод в Эль-Ферроле, захваченный мятежниками. Общество объявило, что оно вне политики. Однако в Эль-Ферроле спешно достраивали для Франке новые крейсера — "Канариас" и "Балеарес" — кстати, они очень скоро вышли в море и воевали против республиканцев, — а в Картахене тормозилась достройка двух почти готовых эсминцев и двух подводных лодок. Задерживалась поставка из Англии машин, хотя за них уже давно было уплачено.

Даже вода, которую получала база, была в руках англичан. Она поступала из Мурсии по водопроводу, принадлежавшему английской фирме. Именно во время войны вдруг стало не хватать воды в Картахене. Англичане заявляли, что устарели насосы. Из Лондона должны были привезти новые, но пресловутый "комитет по невмешательству" запрещал отправлять их в Испанию.

Начальник Арсенала дон Патрицио Касадо подчинялся Лондону, а не Мадриду. Прежде чем решать какой-нибудь сложный вопрос, он говорил своей секретарше Консуэле:

— Соедините меня с Лондоном.

Линия работала с перебоями. Она тоже принадлежала иностранной компании и к тому же проходила по территории, занятой мятежниками. Но Касадо это не смущало. Он упорно ждал, пока его соединят с английскими хозяевами, и разговаривал, ничуть не заботясь о секретности...

Выбирая причал, к которому могли бы подходить транспорты с оружием, мы остановились на внутренней гавани — Арсенале; он был окружен высоким кирпичным забором, и это хоть как-то защищало его от посторонних глаз. Но сохранить все в секрете было невозможно. Первая партия советских танков, доставленных на "Комсомоле", еще стояла за забором, а весь город только и говорил об этом событии. Население ликовало. Когда танки появились на улицах Картахены, направляясь в Мурсию и далее — в Арчену, их встречали приветственными возгласами: "Вива руса!" Береты взлетали вверх.

За "Комсомолом" последовали другие транспорты. Мы называли их между собой "игреками", как бы подчеркивая необходимость держать сведения о них в строгой тайне. Однако она соблюдалась далеко не всегда. В этом особенно отличались высокопоставленные люди.

В ту пору мне часто звонил из Мадрида по телефону Индалесио Прието. Он уже стал понимать, что самая важная задача флота — обеспечивать морские перевозки. Другими путями республиканская Испания военного снаряжения почти не получала, а собственное производство было ничтожным.

— Дон Николас, скажите, пожалуйста, как идет разгрузка важных материалов? — спрашивал Прието.

Затем следовали просьбы ускорить работу, горячие слова о том, как эти материалы необходимы. Для чего они необходимы, мог догадаться всякий.

В конце октября 1936 года в Картахену прибыл советский транспорт "Курск", доставивший истребители, бомбы, бензин. Дон Индалесио особенно беспокоился об этом грузе и требовал принять его немедленно: надвигались решительные бои за Мадрид. А в Картахене ждали разгрузки другие транспорты. "Курск" решили разгружать в Аликанте. Порт там небольшой, с воздуха он не был защищен. Дело было рискованное и едва не кончилось катастрофой. На второй день разгрузки налетели фашистские бомбардировщики. Положение неожиданно спас стоявший на рейде аргентинский крейсер. Когда бомбы стали падать вблизи него, крейсер открыл по самолетам огонь и отогнал их.

Истребители, доставленные "Курском", вскоре уже участвовали в боях. Ими командовал наш советский товарищ — С. Тархов. Дрались наши летчики доблестно.

Последний бой Тархов вел над Мадридом. Тысячи людей с восторгом наблюдали, как наши "курносые" обратили в бегство фашистские "юнкерсы". Те исчезли из виду, часть наших истребителей преследовала их. Другие завязали бой с "хейнкелями", прикрывавшими фашистские бомбардировщики. Тархов послал за бомбардировщиками молодых ребят, а сам с двумя более опытными летчиками пошел на "хейнкелей", чтобы лишить "юнкерсы" прикрытия. Его расчет оказался верным. Мятежники недосчитались шести машин: одну сбил сам Тархов, пять других — его товарищи.

В напряженную минуту боя из-за облаков вынырнуло еще шесть "хейнкелей". Они набросились на самолет Тархова и подбили его. Самолет потерял управление. Тархов пытался выровнять его, но машина срывалась в штопор. Пришлось выбрасываться с парашютом.

Уже падая, Тархов прикинул: ветер южный, его сносит к фашистам. Решив сделать затяжной прыжок, открыл парашют почти у самой земли. Стрелки-республиканцы, наблюдавшие за его падением, приняли советского летчика за фашиста и открыли по нему огонь...

Врачи извлекли четыре пули. Могучий организм летчика упорно боролся со смертью. До последней минуты Тархов говорил о своих ребятах, беспокоился о том, как они закончили бой, просил не рассказывать им, что его ранили свои.

— Им это вредно знать: как бы не отразилось на их политико-моральном состоянии, — твердил он.

В Картахену продолжало поступать оружие. Разгрузка каждого нового "игрека" была не простой задачей. Особенно трудно приходилось вначале. Мы твердили о том, что транспорты надо разгружать как можно быстрее, но анархистский профсоюз с этим совершенно не хотел считаться. В самый горячий момент его деятели начинали митинговать, уводили грузчиков. Работа прекращалась.

Я видел, как в порту вырастали целые горы из ящиков с боеприпасами, танки и пушки подолгу стояли на причалах. Иногда порт даже не охраняли. И на железнодорожной станции не чувствовалось порядка. Сотни вагонов с военными грузами скапливались в ожидании отправки. не хватало паровозов. Между тем.мятежники догадались, какую роль выполняет Картахена. Их генерал Кейпо де Льяно грозился "стереть ее с лица земли вместе со всеми красными". Налеты вражеской авиации усилились.

Положение в стране все более осложнялось. В ноябре шли жестокие бои под Мадридом. На Средиземном море активно действовал крейсер мятежников "Канариас", по скорости и мощности вооружения превосходивший все крупные корабли республиканского флота. Испанские транспорты, шедшие из Черного моря, могли благополучно попасть в Картахену лишь при условии солидного конвоя.

Мое положение как главного морского советника было довольно сложным. Занимаясь разнообразными флотскими делами, я не имел права кем-либо командовать: должен был давать только рекомендации, влиять на командующего флотом, добиваться точного соблюдения совместно разработанных планов.

Точность в военную пору имеет, как известно, решающее значение. Чтобы встретить транспорт в условленной точке у берегов Африки и провести его в Картахену, корабли должны были выходить в море в строго назначенный час.

Напряженность обстановки требовала максимальной скрытности движения "игреков". Поэтому я обращался к командующему флотом Мигелю Буиса лишь в самый последний момент, когда надо было высылать корабли для встречи транспортов. Хорошо, что у нас сложились добрые отношения. Мигель Буиса охотно выполнял все мои просьбы, не допытываясь, что за ними стоит. Видимо, понимал: и в его интересах соблюдать строгую секретность движения "игреков".