Высокая организация — ключ к победе

Найти правильную, наиболее целесообразную форму руководства военными делами непросто: все в ней должно подчиняться единой цели — защите отечества. Без четкой, ясной, отработанной в мирные дни системы организации во всех звеньях, начиная от высших и кончая низшими, не может быть успеха в войне. Я подразумеваю узаконенные уставными положениями взаимоотношения между командованием различными родами войск, согласованное взаимодействие всех видов оружия, стратегическую, тактическую и оперативную готовность наших войск в любую минуту отразить нападение врага. Все — от наркома до солдата — должны знать, что им надлежит делать в случае вражеского нападения.

"Вот, дескать, товарищ глаголет давно всем известные, банальные истины", — вероятно, подумают некоторые. Но я хочу остановиться на этих всем известных истинах.

К сожалению, мы очень редко поднимаем этот вопрос и слишком мало говорим о прошлых недостатках в организации. Видно, это происходит, во-первых, потому, что тема эта сама по себе скучная, у многих мемуаристов нет аппетита к ней. Во-вторых, почему-то бытует неправильное представление: дескать, вопросы организации относятся к области бюрократизма. (К слову сказать, бюрократу раздолье именно там, где нет порядка.)

В своей жизни мне не раз приходилось слышать; "Не так уж важно, кто кому подчинен. Все люди грамотные, и все одинаково стремятся выполнить порученное дело как можно лучше..." Глубокое заблуждение!

Вопросы воспитания личного состава, сознательного выполнения своих обязанностей каждым бойцом, организации службы в армейских частях и на кораблях всегда стояли в центре внимания нашей партии.

Насколько сложно обучать и воспитывать командира и бойца, как их воспитание тесно связано с дисциплиной в воинских частях, мне довелось услышать от М.В.Фрунзе еще в 1924 году, когда он выступал на гарнизонном собрании командного состава в Ленинграде.

Помню, еще во время службы на Черном море я убедился в том, что вопросы организации корабельной службы играют исключительно важную роль. Мне пришлось на крейсере "Красный Кавказ", по существу, создавать ее заново. Это было вызвано тем, что наш корабль недавно поднял Военно-морской флаг, а его вооружение, Которое следовало быстро освоить, резко отличалось от того, каким были оснащены другие крейсера.

У меня появился интерес к лучшей отработке всех деталей повседневной боевой службы. Во всех этих делах большую поддержку оказывал мне помощник командира корабля А.В.Волков. До предела аккуратный, организованный, он творчески разрабатывал всевозможные мероприятия на крейсере. Ходит, бывало, по верхней палубе с блокнотом и карандашом в руках и подсчитывает, сколько старшин и матросов должны обслуживать различные приборы, механизмы, устройства. Затем мы сводили воедино все части сложного корабельного организма, составляли множество расписаний, дополняли их десятками инструкций — отдельно для механиков, отдельно для артиллеристов и т. д.

На "Красном Кавказе" имелась типография. Мы сами издавали различные инструкции и брошюры об организации службы на корабле. Наша главная задача состояла в том, чтобы научить весь личный состав действовать по этим инструкциям, как иногда говорят, автоматически. Только тогда матрос не допустит в бою ошибок, сумеет даже в темноте, на ощупь, найти среди бесчисленных механизмов нужный ему клапан или трубопровод и исправить его.

Уже значительно позже на флотах появилось официальное приказание: "Отрабатывать действия личного состава до автоматизма!"

Эта кропотливая работа потребовала от нас упорства, выдержки, нервов. Зато служба на корабле стала легче, а сам корабль — боеспособнее.

Лет восемь — десять спустя мне пришлось снова побывать на "Красном Кавказе", и я видел, как стремительно разбегался личный состав по боевой тревоге. "Значит, труды наши не пропали даром", — подумал я.

Уже в годы Отечественной войны А.М.Гущин, который в то время командовал "Красным Кавказом", рассказывал мне, как высокая организация службы на крейсере помогала его команде с честью выполнять самые ответственные боевые задания. Он отметил это потом н в своей книге "Курс, проложенный огнем".

Признаюсь, в своем увлечении организацией службы я временами превращал это в самоцель, недооценивая роль воспитательной работы. Мне хотелось все уложить в рамки составленных мною расписаний и инструкций. На деле не всегда так получалось. Устраивает, скажем, флагманский физинструктор спортивные соревнования по футболу, баскетболу, легкой атлетике и требует отпустить с корабля побольше народу. А команде по строгому расписанию следовало нести вахту.

— Ты уж не спорь с ним, пусть матросы позанимаются спортом. Вот выйдем в море, тогда все встанет на свое место, — уговаривал меня командир крейсера Н.Ф.Заяц.

Я кипятился, доказывал: дескать, нельзя ради футбола нарушать дисциплину...

Говорят, любая крайность вредна. Но молодости всегда свойственны излишняя горячность, неуступчивость. Со временем, повзрослев, я уже не доводил любое дело до крайности.

Я привел конкретный пример из своей флотской жизни, касающийся организации службы лишь на одном корабле. Беспорядок или, наоборот, высокая дисциплина личного состава на одном крейсере снижает или повышает боеспособность всего соединения. А о значении четкой организации центрального аппарата Вооруженных Сил и говорить нечего. Но, к сожалению, иногда у нас не придавалось этому вопросу должного значения. Приведу хотя бы несколько примеров.

В начале 1946 года на одном из совещаний, где речь шла совсем о других делах, Сталин вдруг обратился к присутствующим:

— Не следует ли нам упразднить Наркомат Военно-Морского Флота?

Вопрос был поставлен неожиданно, никто не осмелился сразу высказать свое мнение. Поручили Генеральному штабу продумать его и доложить свои соображения правительству. Я тоже попросил какой-то срок, чтобы обсудить этот вопрос в своем наркомате и прежде всего в Главном морском штабе.

Основываясь на опыте Отечественной войны, мы составили доклад. Исходили из убеждения, что современные операции действительно требуют совместного участия различных видов и родов Вооруженных Сил и управления ими из одного центра. Мы считали, что вопрос поставлен правильно и объединение Наркоматов обороны и Военно-Морского флота целесообразно. Но каждый вид Вооруженных Сил должен иметь и достаточную самостоятельность. Поэтому, доказывали мы, разумно оставить бывшему Наркому ВМФ, как бы он ни назывался в дальнейшем, широкие права, в том числе и право обращаться как в правительство, так и в другие наркоматы. В Генштабе, как высшем и едином оперативном органе, надо сосредоточить лишь все оперативные проблемы, планирование развития боевых сил и средств на случай возможной войны.

Этот доклад был направлен Председателю Совнаркома И.В.Сталину, но нигде не обсуждался. Вскоре меня вызвали в Наркомат обороны, и я узнал, что решение уже состоялось. 25 февраля 1946 года вышел Указ об упразднении Наркомата ВМФ. Так и было сказано — упразднить...

А четыре года спустя Наркомат Военно-Морского Флота был создан вновь. Многим это показалось непонятным. Опыт прошедшей войны показал, что в стране должен быть единый орган руководства Вооруженными Силами. На Западе, в частности в Америке, тогда настойчиво искали новую, более совершенную форму военной организации, причем считалось бесспорным: должен быть один руководящий орган. А мы, организовав такое ведомство раньше, чем США, вдруг от него отказались. Разделив Министерство обороны в 1950 году на два наркомата, мы, по существу, сделали шаг назад.

Конечно, бывали всякие трения в едином министерстве, но вовсе не потому, что организация в принципе была неправильной, просто ее недостаточно отработали.

Прошло время, и пришлось объединять министерства снова.

Думаю, и в 1937 году, когда решался вопрос о руководстве флотом, не нужно было создавать отдельного наркомата. Тщательно и всесторонне взвесив все "за" и "против", можно было найти более разумную форму руководства. Единство управления всеми Вооруженными Силами надо было сочетать с предоставлением достаточной самостоятельности Военно-Морскому Флоту. Но уж коль было решено создать отдельный Наркомат ВМФ, то следовало глубже, серьезнее продумать структуру двух наркоматов, на которые в случае войны ложилась огромная ответственность за судьбы страны.

По опыту всего нашего народного хозяйства мы давно убедились в том, как вредны всякого рода скороспелые перестройки, ломки, реорганизации. Чем сложнее и многообразнее техника, тем больше в народном хозяйстве появляется новых отраслей, тем труднее объединить их в цельный, слаженный организм, тем важнее продуманная, научно обоснованная организация. Военное дело предъявляет в этом смысле наиболее высокие требования. Оно опирается на самую новую и самую сложную технику, которую надо использовать в бою с наибольшим успехом. Военная организация должна быть выверена н отработана в мирное время особо тщательно и строго. Решающий экзамен она держит лишь один раз — во время войны. Тогда исправлять ошибки уже поздно, расплачиваться за них приходится кровью.

Мне хочется еще вспомнить, как произошло разделение Балтийского флота на два: восьмой и четвертый.

Однажды в конце января 1946 года И.В.Сталин приказал мне позвонить ему по телефону.

— Мне кажется, Балтийский флот надо разделить на два флота, — неожиданно начал он.

Я попросил два-три дня, чтобы обдумать это предложение. Он согласился. Посоветовавшись со своими помощниками, я доложил Сталину мнение моряков: Балтийский морской театр по своим размерам невелик, поэтому на нем целесообразнее иметь одного оперативного начальника. Имея в своем распоряжении все боевые корабли, он может эффективнее использовать их в нужном направлении. Базируясь в Рижском заливе, наши корабли совершенно свободно могут действовать как в южной части Балтики, так и в Финском заливе. Но делать это удобнее, когда флот не разделен.

И.В.Сталин ничего не ответил, но явно недовольный повесил трубку. Неделю-две спустя по указанию Сталина в Наркомате ВМФ было созвано специальное совещание, на которое прибыли А.И.Микоян и А.А.Жданов. Не передавая прямого приказания, Андрей Александрович, однако, намекнул собравшимся, что мнение Сталина расходится с мнением Наркома ВМФ, то есть с моим. Согласившийся, было, со мной на предварительном совещании, Жданов занял диаметрально противоположную позицию, узнав мнение Сталина по этому вопросу. В этой обстановке голоса разделились. Адмирал И.С.Исаков, к моему большому удивлению, присоединился к мнению Жданова. Так же поступил и адмирал Г.И.Левченко. Только начальник Главного морского штаба адмирал С.Г.Кучеров стоял на позициях своего наркома.

В конце совещания я заверил Микояна и Жданова, что мы наилучшим образом выполним то приказание, которое получим, но считал бы необходимым еще раз лично доложить И.В.Сталину о нецелесообразности разделения Балтийского флота. На том и разошлись.

Я впервые почувствовал, что не нахожу поддержки у своих заместителей. Кое-кто побоялся "взять круто к ветру" и, "потравив шкоты", предпочел "идти по ветру". Все знали, что мнения, высказанные на совещании, будут известны Сталину.

На следующий день меня и моих заместителей, И.С.Исакова, Г.И.Левченко и С.Г.Кучерова, вызвали в кабинет Сталина. Едва мы вошли, я понял: быть грозе. Сталин нервно мерил шагами кабинет. Не спросив нашего мнения, не выслушав никого из нас, начал раздраженно: — За кого вы нас принимаете?..

На меня обрушился далеко не вежливый разнос. Я не выдержал:

— Если не пригоден, то прошу меня снять... Все были ошеломлены. В кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, бросил взгляд в мою сторону и раздельно произнес: — Когда надо будет, уберем.

Несколькими месяцами позднее меня сняли с должности. Балтийский флот разделили на два, хотя никому из исполнителей эта новая организация не была понятна. Лишь в 1956 году удалось исправить эту ошибку.

До Великой Отечественной войны, как известно, нашей стране пришлось участвовать в нескольких военных кампаниях. Руководство ими осуществлялось распоряжениями, поступавшими из кабинета И.В.Сталина. Нарком обороны на деле не был Верховным Главнокомандующим, а Нарком Военно-Морского Флота не являлся главнокомандующим флотами. Все решал И.В.Сталин. Остальным предоставлялось действовать в соответствии с принятыми им решениями.

При таком порядке люди отвыкали от самостоятельности и приучались ждать указаний свыше. Работа военного аппарата в такой обстановке шла не планомерно, а словно бы спазматически, рывками. Выполнили одно распоряжение — ждали следующего. Вспоминается финская кампания. Постоянно действующего органа — ставки или штаба, который координировал бы действия армии, флота, авиации, не было. В кабинете И.В.Сталина обычно находились Нарком обороны и начальник Генерального штаба. Вызывали еще кого-нибудь из исполнителей. Там и принимались крупные решения.

Случалось, мы узнавали о намеченных операциях, когда и времени на подготовку почти не оставалось. Иногда меня просто приглашал Нарком обороны К.Е.Ворошилов и сообщал, что решено то-то и то-то.

Как-то в ходе финской войны у И.В.Сталина возникла мысль послать подводные лодки к порту Або, расположенному глубоко в шхерах. Так и решили, не посоветовавшись с морскими специалистами. Я вынужден был доложить, что такая операция крайне трудна.

— Мы можем с известным риском послать подводные лодки в Ботнический залив, — доказывал я, — но незаметно подойти к самому выходу из Або по узкому шхерному фарватеру почти невозможно.

Прекратив разговор со мной, Сталин тут же вызвал начальника Главного морского штаба Л. М. Галлера и задал ему тот же самый вопрос. Сперва Лев Михайлович смешался и ничего определенного не ответил. Но несколько поколебавшись все же подтвердил мою точку зрения:

— Пробраться непосредственно к Або очень трудно. Задание подводникам было изменено, На этом и других примерах я убедился; со Сталиным легче всего было решать вопросы, когда он находился в кабинете один. Тогда он спокойно выслушивал тебя и делал объективные выводы.

К слову сказать, я заметил, что Сталин никого не называл по имени и отчеству. Даже в домашней обстановке он называл своих гостей по фамилии и непременно добавлял слово "товарищ". И к нему тоже обращались только так: "товарищ Сталин". Если же человек, не знавший этой его привычки, ссылаясь, допустим, на А.А.Жданова, говорил: "Вот Андрей Александрович имеет такое мнение..." — И.В.Сталин, конечно, догадываясь, о ком идет речь, непременно спрашивал: "А кто такой Андрей Александрович?.."

Исключение было только для Б.М.Шапошникова. Его он всегда называл Борисом Михайловичем. Но я отвлекся...

Финская кампания выявила крупные недостатки не только в боевой подготовке наших войск и флота. Она показала, что организация руководства военными действиями не была достаточно отработана и в центре.

На случай войны — большой или малой — надо заранее знать, кто возглавит Вооруженные Силы, на какой аппарат можно будет опираться: на специально созданный орган или Генеральный штаб? Эти вопросы отнюдь не второстепенные. От их решения зависит четкая ответственность за подготовку к войне и ведение самой войны. Стоило по-настоящему взяться за это звено еще в мирное время, как потянулась бы длинная цепь других проблем, которые следовало решить заранее в предвидении возможной войны.

Нельзя сказать, что в последние предвоенные месяцы вышестоящие инстанции мало занимались военными вопросами. Я уже говорил о том, как много делалось в тот период. Но не могу припомнить случая, чтобы где-нибудь поставили естественный и само собой напрашивающийся вопрос: а что, если война разразится в ближайшее время? Не возникали и такие вопросы: готовы ли наши Вооруженные Силы встретить во всеоружии врага? Какой конкретно орган возглавит оборону и кто персонально готовится к выполнению обязанностей Верховного Главнокомандующего?

Вспоминается финская война. Председателем Совнаркома тогда был В.М.Молотов, а вся власть фактически сосредоточивалась в руках Сталина. Не занимая официального поста в правительстве, он руководил всеми военными делами.

Получив суровый урок зимой 1939/40 года, мы не сделали, к сожалению, всех выводов. Поэтому положение в центральном аппарате мало изменилось и к моменту нападения на нас фашистской Германии.

Лично я рассуждал примерно так: "Коль в мирное время не создано оперативного органа, кроме существующего Генерального штаба, то, видимо, во время войны аппаратом Ставки станет именно он — Генеральный штаб. А Ставка? В нее, надо думать, войдут крупные государственные деятели. Значит, возглавлять ее должен не кто иной, как сам Сталин".

Но какова будет роль Наркома обороны или Наркома Военно-Морского Флота? Ответа на этот вопрос я не находил.

Что же получилось на самом деле? Со свойственным И.В.Сталину стремлением к неограниченной власти он держал военное дело в своих руках. Системы, которая могла бы безотказно действовать в случае войны, несмотря на возможный выход из строя отдельных лиц в самый критический момент, не существовало. Война застала нас в этом отношении не подготовленными.

Ставка Главного Командования Вооруженных Сил во главе с Наркомом обороны С.К.Тимошенко была создана 23 июня 1941 года, то есть на второй день войны. И.В.Сталин являлся одним из членов этой Ставки.

Считаю, было бы лучше, если б Ставку создали, скажем, хотя бы за месяц до войны. Оснований для этого в мае — июне 1941 года имелось достаточно. Учреждение Ставки и ее сбор даже в канун войны, 21 июня, когда И. В. Сталин, признав войну весьма вероятной, давал указание И.В.Тюленеву (около 14 часов) и Наркому обороны с начальником Генерального штаба (около 17 часов) о повышении боевой готовности, сыграло бы свою положительную роль, и начало войны тогда могло быть другим.

Первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных Сил в июне проходили без Сталина. Председательство Наркома обороны маршала С.К.Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки, мне пришлось присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить: Нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены Ставки тоже. Функции каждого были не ясны — положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться Наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчета о его действиях. С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах. Я всего один раз, в конце июня, доложил обстановку на Балтике в связи с подрывом на минах крейсера "Максим Горький" и оставлением Либавы, хотя и был членом Ставки.

10 июля учредили Ставку Верховного Командования. 19 июля, почти через месяц после начала войны, Сталин был назначен Наркомом обороны, и 8 августа Ставка Верховного Командования Вооруженных Сил была переформирована в Ставку Верховного Главнокомандования. И.В.Сталин занял пост Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами. О его назначении знали тогда немногие. Только после первых успехов на фронтах в сообщениях, публиковавшихся в печати, Сталина стали называть Верховным Главнокомандующим.

В состав Ставки Верховного Главнокомандования я в то время не входил. Практически я этого не ощущал: как и раньше, вызывался в Ставку только по вопросам, касавшимся флота. В состав Ставки меня снова ввели лишь 17 февраля 1945 года. Этим же постановлением был утвержден членом Ставки Маршал Советского Союза А.М.Василевский, к тому времени уже давно занимавший поет начальника Генерального штаба.

Невольно вспоминается, как еще долго, в тяжелых условиях временного отступления, приходилось нам отрабатывать организацию руководства войной.

В те дни события развивались с неимоверной быстротой. Противник стремительно рвался к Москве и Ленинграду. Г.К.Жуков выехал на фронт. Вскоре начальником Генштаба вновь стал Б.М.Шапошников. Смена людей на таком важном посту в столь трудный, я бы сказал, критический момент для страны вряд ли была своевременной. Это тоже результат непродуманности в системе военного руководства и подборе кадров. Конечно, Г.К.Жуков при всех его неоспоримых полководческих способностях не очень подходил для роли начальника Генерального штаба. Штабная работа была не я его характере. Однако подумать об этом следовало бы раньше.

В первой декаде июля меня вызвали в кабинет С.К.Тимошенко, и там я после значительного перерыва в первые дни войны встретился со Сталиным. Он стоял за длинным столом, на котором лежали карты — только сухопутные, как я успел заметить. — Как дела на Балтике? — спросил Сталин. Я хотел развернуть карту Балтийского моря и доложить обстановку, но оказалось, что в данный момент его интересовала лишь оборона Таллина и островов Эзель и Даго. Он спросил меня, нельзя ли вывезти с островов артиллерию, чтобы усилить ею сухопутные войска.

Я ответил, что шансов на успешную эвакуацию орудий береговой обороны мало. Они нанесут врагу больший урон там, где установлены, — на островах. Сталин согласился. На том разговор закончился.

Насколько помню, вопрос об артиллерии зашел тогда в связи с созданием оборонительной полосы в районе Вязьмы. Мы выделили туда два дивизиона морской артиллерии. Командующий артиллерией фронта Л.А.Говоров сам выбрал места установки орудий. Вместе с армейскими частями моряки готовились встретить врага.

До конца июля — точнее до первой бомбежки Москвы — члены Ставки иногда собирались в кабинете Сталина в Кремле. Он имел обыкновение вызывать на заседания Ставки лишь того, кого находил нужным. По сути дела, и в самой Ставке установилось полное единовластие. Стиль руководства в то время не был по-военному четким. Я видел, как Сталин по простому телетайпу связывался из своего кабинета с фронтами. Он не считал необходимым отдавать приказания, соблюдая порядок подчиненности. Вызывал непосредственного исполнителя, часто не ставя в известность даже его начальника. Понятно, что в исключительных случаях можно было так поступать, но делать это правилом недопустимо. Недооценка системы и организации в руководстве со стороны Сталина оставалась до конца его дней.

Я, как Нарком ВМФ, ощущал подобный подход к делу очень часто. В мирное время многие вопросы, касающиеся всех Вооруженных Сил, в том числе и флота, нередко решались без моряков, без учета нашей специфики. В годы войны с этим стало еще сложнее. Флоты, как правило, оперативно подчинялись фронтам и получали приказы оттуда. Ввиду отсутствия положения о том, что такое оперативное подчинение (директива об этом вышла только 4 апреля 1944 года), фронты нередко вмешивались во внутреннюю жизнь флотов. Приходилось за этим следить и всеми путями исправлять положение.

Ставка и созданный 30 июня Государственный Комитет Обороны еще долго переживали организационные неполадки, неизбежные в период становления. В дальнейшем их организация улучшилась. У Ставки завязались более тесные отношения с командующими фронтами. Сталин внимательно прислушивался к их мнению. Все крупные операции, например, Сталинградская, Курская и другие, подготавливались уже совместно с фронтами. Несколько раз мне довелось наблюдать, как вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его мнением. Нередко в подобных случаях оп предлагал еще раз взвесить, продумать, прежде чем принять окончательное решение. Часто Сталин соглашался с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди, имевшие свою точку зрения и не боявшиеся отстаивать ее.

В случаях разногласий отрицательную роль, как правило, играли отдельные его ближайшие сотрудники. Они, менее сведущие, чем он сам и командующие фронтами в военном деле, обычно советовали не противиться и соглашаться со Сталиным. Так было в больших и малых делах, в мирное время и в годы войны. Поэтому, как я уже говорил, у меня сложилось твердое убеждение, что лучше решать вопросы было тогда, когда Сталин находился один. К сожалению, за все годы работы в Москве у меня было всего два-три таких случая.

Центральный военный аппарат претерпел немало изменений и стал более гибким. Нашел свое место и Генеральный штаб, с которым Сталин считался. Без докладов начальника Генштаба не принимались никакие решения.

Почему же все-таки столь трудно складывалось управление боевыми действиями на фронтах в начале войны?

Мне думается, потому, что не было четкой регламентации прав и обязанностей среди высоких военачальников и высших должностных лиц страны. А между тем именно они должны были знать свое место и границы ответственности за судьбы государства. Ведь в ту пору мы были уже уверены, что в предстоящей войне боевые операции начнутся с первых же ее часов н даже минут. В этом убеждали нас опыт и первой мировой войны, н события в Испании, и главным образом начавшаяся в 1939 году вторая мировая война.

Мне думается, неправильной была просуществовавшая всю войну система выездов па фронты представителей а уполномоченных Ставки. Обычно их посылали на тот или иной фронт перед крупными операциями, и там они нередко подменяли собой командующих. Тем самым словно бы подчеркивалось недоверие к организации дела на фронтах.

Для военных людей давно уже стало азбучной истиной: с первых минут войны следует ожидать мощных ударов авиации. Следовательно, связь и коммуникации, особенно в прифронтовой полосе, могут быть сразу же нарушены. От местного командования потребуется умение действовать самостоятельно, не дожидаясь указаний сверху. Все указания, какие только возможны, надо дать заблаговременно, еще в мирную пору. Однако из за того, что не было четкой организации в центре, многие вопросы оставались нерешенными и на местах. Так и для Военно-Морского Флота ряд важных вопросов оставался нерешенным. Какому фронту будет подчинен тот или иной флот в случае войны? Как будет строиться их взаимодействие?

Мы, к сожалению, как и Наркомат обороны, не имели четких задач на случай войны. Все замыслы высшего политического руководства хранились в тайне. Если бы перед войной были проведены более широкие совещания военных руководителей, выслушаны их мнения и заслушаны откровенные доклады о готовности Вооруженных Сил, мы избежали бы многих неприятностей в начальный период. В результате только таких совещаний могли быть поставлены и правильные задачи всем видам Вооруженных Сил.

В те годы мы все относились к И.В.Сталину как к непререкаемому авторитету. У меня, например, не возникало никаких сомнений в правильности его действий. Раздумья о правомерности отдельных решений Сталина по военным вопросам пришли гораздо позднее. Однако справедливости ради следует подчеркнуть: пережив трагическую обстановку первых дней войны. Сталин оказался на высоте во все последующие годы. Он понял характер современных операций и прислушивался к советам полководцев. Совершенно неверно утверждение, будто бы он по глобусу оценивал обстановку и принимал решения. Я мог бы привести много примеров, когда Сталин, уточняя с военачальниками положение на фронтах, знал все, вплоть до положения каждого полка. Он постоянно имел при себе записную книжку, в которой ежедневно отмечал наличие войск, выпуск продукции по важным позициям и запасы продовольствия.

Говоря о просчетах И.В.Сталина в предвоенный период и в начале войны, не следует забывать и ту положительную роль, которую сыграл его личный авторитет в критические для нашей страны дни и в достижении окончательной победы.

Мне хотелось бы подробнее остановиться на организации центрального аппарата Военно-Морских Сил.

Военно-морской флот издавна, даже еще в эпоху парусных кораблей, из-за своеобразных условий, в которых он действует — под этим я понимаю морские в океанские просторы с их стихиями, — требует особенно высокого уровня организации. И чем совершеннее становился флот, тем больше приходилось морякам уделять внимания корабельной службе, теории и практике вооруженной борьбы на море.

К моменту создания самостоятельного Наркомата ВМФ наш флотский организм на всех театрах представлял уже сложную систему, которая объединяла надводные и подводные корабли, морскую авиацию, войска ПВО флота, береговую оборону, морскую пехоту и т. д. Корабельные соединения включали линкоры, крейсера, эсминцы, подводные лодки, тральщики, всевозможные катера, плавучие базы. В авиацию входили различные типы самолетов, от истребителей до больших морских летающих лодок. Береговая оборона, некогда состоявшая из одних батарей, предназначенных для защиты побережья только с моря, в конце тридцатых годов уже имела многообразные средства обороны военно-морских баз не только со стороны моря, но и с воздуха, а в некоторых случаях и с суши.

После гражданской войны страна приступила к восстановлению флота.

Как я уже писал, в ту пору в головах моряков и некоторых армейских товарищей было много разных идей по поводу будущего нашего флота. Правильное решение указали партия и правительство: не задаваться непосильными, трудно выполнимыми планами, исходить из экономических возможностей страны, но строить такой флот, которому было бы под силу защитить морские рубежи.

В свое время Управление РККФ органически вошло в Народный комиссариат по военным и морским делам. В конце 1937 года было решено создать отдельный Наркомат Военно-Морского Флота.

Когда я вступил в должность наркома, новый наркомат переживал период становления. Дело в том, что при разделении наркоматов, как я уже говорил, не было разработано положения, в котором бы четко определялся круг деятельности каждого из органов. Так, нигде не было сказано, что Наркомат обороны является нашим старшим оперативным органом, не были уточнены вопросы взаимодействия флотов с округами (фронтами), взаимоотношения командиров баз с командирами сухопутных частей. Все это нередко приводило к недоразумениям между флотскими и армейскими товарищами.

Выражение "оперативное подчинение" еще в мирные дни некоторые армейские товарищи понимали по-разному и нередко отдавали подчиненным флотским частям далеко не оперативные распоряжения.

Вспоминаю, как на Дальний Восток был назначен новый командующий войсками И.Р.Апанасенко. Ему оперативно подчинялись Тихоокеанский флот и Амурская флотилия. Театр военных действий самый отдаленный и самый огромный. По мелочам в центр не обращались: все приходилось решать на месте. Зашел ко мне новый командующий перед отъездом в Хабаровск, чтобы поговорить о том о сем, я ему задал важный для моряков вопрос: как он понимает оперативное подчинение флота и флотилии.

— Ну на месте будет виднее, — ответил он. — Можете быть спокойны, не обижу...

Я пробовал ему разъяснить, как это представляется мне (ведь документов-то нет!). И.Р.Апанасенко кивнул головой в знак согласия. Некоторое время спустя получаю ряд телеграмм. Оказывается, Апанасенко приказал изменить распорядок жизни на кораблях: надо, говорит, жить так, как все части его округа. У меня состоялся с ним неприятный разговор по телефону. А флоту я отдал распоряжение: сохранить существующий порядок.

Нам, морякам, пришлось вырабатывать специальный документ, в котором определялось, что же все-таки означает оперативное подчинение морских сил сухопутным. В годы войны в этот документ был внесен ряд изменений, уточнений, но тогда было сделано далеко не все. К тому же этот документ считался обязательным лишь для моряков. Только в апреле 1944 года была издана директива за подписью И.В.Сталина, в которой точно говорилось, в каких случаях флоты следует оперативно подчинять фронтам, подчеркивалось также, что Нарком ВМФ является главнокомандующим Военно-Морским Флотом.

В нашей мемуарной литературе, к сожалению, мало говорится о значении штабов. Между тем не следует забывать: прежде чем начиналась любая операция, над ней кропотливо работали, вникая в каждую мелочь, штабы всех степеней. Не думаю умалять огромную роль талантливого командира, но не следует забывать и его штаб.

Лично я Главному морскому штабу, где собран коллектив высокообразованных специалистов, старался придавать первостепенное значение, считал его "мозгом флота".

Главный морской штаб изучает, анализирует, обобщает все общефлотские вопросы: сколько кораблей должен иметь тот или иной флот, какие корабли надо строить, какие другие боевые средства потребуются флотам. Получив все исходные данные сверху, от правительства, штаб решает задачи флота в системе всех Вооруженных Сил, предлагает наилучший вариант их выполнения. Без столь высокоспециализированного коллектива, с моей точки зрения, нельзя решать ни одного крупного вопроса. Мы приложили много сил к совершенствованию центрального аппарата и штабов на флотах. И все же во время войны сказались некоторые недоработки, которые пришлось устранять уже в ходе боевых действий.

Говоря об организации ГМШ, нельзя обойти молчанием роль его начальника. Мне всегда представлялось правильным начальника ГМШ считать первым заместителем наркома: он постоянно в курсе всех дел на флотах, и прежде всего тех, которые могут потребовать спешного и ответственного решения. Следовательно, ему и карты в руки. Это полностью подтвердила практика военных лет. Помнится, на одном из совещаний высоких военачальников сразу после войны, когда министерство было уже единое и обсуждались новые уставы, все единогласно высказались: именно начальник штаба фактически оставался за командира, даже когда формально кое-где имелся первый заместитель.

Действительно, где, как не на должности начальника штаба, на кипучей работе, проверяется и готовится настоящий заместитель командира, командующего!

Начальником Главного морского штаба до войны был вначале Л.М.Галлер, затем его сменил И.С.Исаков. Оба они без особых на то полномочий выполняли функции первого заместителя наркома, и никто другой, пусть даже назначенный официально, не мог претендовать на эту роль, ибо по опыту и знаниям вряд ли кто мог их заменить.

Плавая на кораблях, мне приходилось наблюдать, как временно с целью подготовки командиров вводили иногда должность дублера или второго старшего помощника. Кроме дезорганизации службы, ничего хорошего из этого не получалось.

Хочешь стать отличным командиром корабля — побудь сначала в роли старшего помощника! Другого рецепта дать нельзя.

Несколько слов об организации ВВС, береговой обороны и тыла.

На флоте возник полноценный, совершенно самостоятельный вид вооружения — военно-воздушные силы. Наше правительство придавало большое значение авиации в войне па море. Ни одно учение мы не проводили без взаимодействия авиации с корабельными соединениями. Не вызывала сомнений и необходимость создания в нашем наркомате центрального органа военно-воздушных сил, который руководил бы авиацией всех флотов. Но в Наркомате обороны стали возражать: дескать, вам будет трудно справляться с авиатехникой, занимайтесь кораблями, а авиацию, пожалуй, разумнее передать общеармейским ВВС. Мне раза два-три пришлось давать объяснения, почему мы настаиваем на собственных флотских военно-воздушных силах. Нас поддержали в правительстве. На практике мы с каждым днем убеждались в правильности принятого решения: только подчиненные флоту авиасоединения могли успешно взаимодействовать с кораблями. Это, конечно, не исключало того, что в морских операциях использовались и крупные авиасоединения, не подчиненные флотам. В свою очередь и ВВС Военно-Морского Флота могли в случае нужды привлекаться сухопутным командованием, как и бывало в годы войны.

Нашу верную точку зрения на подчинение флотской авиации Наркомату ВМФ подтвердил и опыт второй мировой войны. Известно, что в Германии Геринг не захотел подчинить адмиралу Редеру авиацию. В результате отсутствия нужного взаимопонимания между флотом и авиацией гитлеровцы не раз терпели неудачи на море. Правда, объяснить их только этим нельзя.

Командующим военно-воздушными силами ВМФ всю войну был С.Ф.Жаворонков. В прошлом участник гражданской войны, старый член партии, он уже в зрелом возрасте выучился летать, освоил авиационное дело. Впервые я его встретил на Черном море в роли командира эскадрильи флотской авиации. Затем наши пути сошлись на Дальнем Востоке. Возглавляя ВВС Тихоокеанского флота, он проявил себя требовательным командиром и хорошим организатором. Его уважали, но вместе с тем побаивались. Во время хасанских событий мы частенько беседовали о взаимодействии авиации с кораблями. И всегда находили общий язык. Когда надо было найти кандидата на должность командующего военно-воздушными силами ВМФ, я не искал никого другого — С.Ф.Жаворонков был самой подходящей кандидатурой.

Это были уже предвоенные годы. Авиация флота быстро росла. Проводившиеся учения и маневры требовали ее активного участия. Когда в годы войны налеты фашистских самолетов на базы и корабли стали учащаться, С.Ф.Жаворонков умело организовывал отражение вражеских воздушных атак, руководил также всеми средствами ПВО. Этому содействовали его деловые взаимоотношения с начальником ПВО А.И.Сергеевым.

Более сложным оказался вопрос о том, иметь или не иметь в составе военно-воздушных сил все средства ПВО. Работая еще на Тихоокеанском флоте, где часто нарушались воздушные границы, я пришел к убеждению: самым активным и действенным средством отражения налетов врага являются истребители. Но их успех зависит от того, насколько своевременно предупреждает об опасности противовоздушная оборона. Да и в море безопасность кораблей обеспечивает также прежде всего истребительная авиация. В те годы истребители являлись самым эффективным средством. Встала проблема: либо разделить истребительную авиацию между ВВС и ПВО, либо все средства ПВО сосредоточить в руках командующего ВВС. Когда обсуждали эту проблему в Москве, большинство высказалось за объединение всех средств ПВО в руках командующих ВВС. Чем больше мы проводили учений, тем больше убеждались в правильности объединения ВВС и ПВО. Такая организация оправдала себя — доказала свою жизненность в годы войны. Только после войны, с появлением новых средств нападения и отражения, возникла необходимость в корне пересмотреть прежнюю систему.

С организацией отдельного Наркомата Военно-Морского Флота возник вопрос и о береговой обороне как об отдельном роде морских сил. Появление новых средств борьбы и возможность внезапной атаки военно-морских баз или отдельных объектов с суши с помощью воздушных десантов заставили нас по-новому взглянуть на роль береговой обороны в будущей войне.

Исторически береговая оборона существовала как род сил, входящий в состав флота, а временами не имела к нему почти никакого отношения. К началу второй мировой войны береговая оборона в корне изменила свое лицо. Помимо береговых батарей, частей морской пехоты, зенитных средств она включала также различные сухопутные части — сухопутную артиллерию, стрелковые части, танки. Одним словом, на флоте появился полноценный род сил, органически в него входящий и готовый вести борьбу с врагом во взаимодействии с корабельными соединениями.

Однажды на одном из совещаний береговиков в Москве, кажется состоявшемся осенью 1939 года, я решил посоветоваться с нашими ветеранами береговой обороны по всем организационным вопросам. Нужно сказать, что флот имел на редкость сильный коллектив специалистов по береговой артиллерии. Моряки до сих пор помнят И.С.Мушнова, А.Б.Елисеева, С.И.Кабанова, С.И.Воробьева, М.Ф.Куманина и многих других. Все они— участники гражданской войны — хорошо понимали, насколько изменилась сущность береговой обороны, которая все более принимала общевойсковой характер.

Иннокентий Степанович Мушнов, возглавлявший береговую оборону, и его заместитель А.Б.Елисеев являлись ее заслуженными ветеранами. Я, по правде сказать, думал, что они будут стремиться ограничить по старинке свои обязанности береговыми батареями. А вышло наоборот: как и все участники совещания, они потребовали передать ни "полноту власти" для обороны баз и укрепленных районов с моря, воздуха и суши, а вместе с этим и все средства, вплоть до сухопутных частей и танков. Я согласился.

Но Л.М.Галлер предупредил, что иного мнения на этот счет придерживается начальник Генерального штаба маршал Б.М.Шапошников. По словам Галлера, в Генеральном штабе существовало такое мнение: вместо передачи всех средств круговой защиты береговой обороне следует подтянуть к берегу сухопутные соединения и береговые батареи подчинить общевойсковому начальнику. Адмирал Галлер переговорил с Шапошниковым, и дело закончилось миром. Предполагаемый вызов по этому поводу в Кремль не состоялся, и мы утвердили предложение Главного морского штаба.

Несколько слов о тыле Военно-Морского Флота. Возглавлял его в годы войны С.И.Воробьев. Бывалый береговик, он увлекался работой в тылу, и жилка хозяйственника чувствовалась у него во всем. Правда, иногда и у него проскальзывала нотка: мол, где нам, тыловикам, тягаться с настоящими моряками. Но мы всюду подчеркивали огромную роль тыла во всех операциях флота. Разве может выйти в море соединение кораблей без танкера с топливом или без буксира? А кто из.моряков может сомневаться в том, как важно для успешных боевых операций быстро отремонтировать корабль или, скажем, вовремя подготовить боеприпасы и продовольствие?

Флот — сложнейший организм, каждая часть которого одинаково важна.

Уделяя много внимания вопросам организации, мы всегда стремились сохранить принцип централизованного руководства. Командующий флотом (или флотилией) был полновластным хозяином на морском театре. Ему должны были подчиняться все рода Морских Сил.

За долгие годы службы на флоте я пришел к выводу: чем меньше линий подчиненности и проще организация, тем яснее круг обязанностей у каждого человека.