На волнах времени мы – блики,
Наш век спрессован в пару лет...
Но, как сказал мудрец великий,
"Пока мы живы – смерти нет".
А. ле Гран.

1.

В конце девятнадцатого столетия Морской Техический комитет русского Адмиралтейства разработал Программу для проектирования Крейсеров 2 ранга – специальный документ, сформулировавший требования к легкобронным океанским крейсерам-разведчикам водоизмещением примерно в 3000 тонн.

Согласно этой Программе, разведчику при эскадре следовало быть способным на скорость хода около двадцати пяти узлов. Радиус автономности на экономических ходах предписывалось иметь не менее 5000 морских миль. А из вооружения крейсера должны были нести по шесть легких скорострельных пятидюймовых орудий в палубных щитовых установках, столько же более легких "противоминных" пушек, и от трех до шести торпедных аппаратов.

Из-за нехватки построечных мест на отечественных верфях часть заказов по разработанной программе было решено отдать строить на заводы союзных держав. Причем, объявить меж иностраными заводчиками конкурс на лучший проект, наиболее соответсвуюший русским требованиям.

В июле 1898 в конкурсе определился победитель. Им стала германская фирма "Шихау", и первый русский крейсер-скаут, нареченный впоследствии "Новиком", появился на свет в 1900 году в Данциге.

Но, несмотря на статус "лучшего в классе", "Новик" не был лишен типичного недостатка большинства быстроходных крейсеров малого водоизмещения. Из-за слишком острых, "хищных" обводов и плоскопалубной архитектуры корпуса он обладал довольно слабыми характеристиками мореходности, и не мог бы, как показалось адмиралам из МТК, эффективно работать в Тихом океане в штормовых условиях...

Почти одновременно с германским заводом на конкурс проектов прислала чертежи судостроительная фирма "Бурмейстер ог Вайн" из Дании. Когда председатель МТК В.П. Верховский рассматривал предложенный Директором завода, конструктором К.С. Нильсеном проект, он усмехнулся:

– Кажется, у нас появится англичанин... Только очень маленький!
Действительно, по общему расположению датский крейсер живо напоминал строившиеся в те годы британские броненосные крейсера типа "Крэсси" – крупные четырехтрубные океанские корабли с развитыми полубаком, с высоким двухмачтовым рангоутом. Только разведчик Нильсена был раза в три-четыре меньше, нежели любой из них. Зато, по сравнению с "Новиком", обладал значительно улучшенной мореходностью и защитой.

При подробном рассмотрении проект едва не отклонили. Русских адмиралов не устроили скоростные данные крейсера. Согласно принятым в России тактическим положениям, эскадренный разведчик должен примерно на 5 узлов превосходить по скорости своего флагмана из числа броненосцев. А Нильсен предлагал крейсер, способный "выжать" всего лишь 21 узел! – при том, что в том же 1899 году уже были заложены броненосцы с восемнадцатиузловым ходом...

Проект спасло вмешательство А.Н. Крылова, рассчитавшего, что при увеличении водоизмещения с 2600 до 3070 тонн можно повысить мощность механизмов корабля и довести скорость как минимум до 22 узлов. В процессе "доводки" датского проекта русским инженерам пришлось также усовершенствовать защиту крейсера, применив помимо броневой палубы со скосами и отдельных гласисов над наиболее уязвимыми механизмами еще и конструктивное новшество – прибортовые коффердамы – специальные полости под обшивкой ниже ватерлинии, заполненные целлюлозой. Согласно существовавшему в то время мнению, при пробоине целлюлоза должна была разбухнуть от попадания забортной воды и ограничить распространение затоплений. Для увеличения секторов обстрела малокалиберных орудий в кормовой части крейсера 47-миллиметровые пушки установили на спонсонах – выносных площадках, выступающих над уровнем борта. После этого четыре орудия оказались как бы лишними, и МТК счел возможным облегчить корабль за счет их изъятия.

Еще одним негативным свойством проекта Нильсена был признан... чересчур красивый, выразительный четырехтрубный силуэт. Разведчик должен уметь быть незаметным, – и было решено сделать его трубы более короткими, тем более, что легкое падение тяги не должно было повлиять на скорость вследствие увеличения мощности механизмов. В конечном итоге крейсер вообще утратил одну трубу. И шутливые опасения Верховского по поводу сходства с англичанами не подтвердились...

Впрочем, и в таком виде крейсер можно было считать редкостным красавчиком.
В доработанном виде проект вернули на датскую верфь, и 24 августа 1900 года на заводе "Бурмейстер ог Вайн" состоялась официальная церемония закладки корабля. Наблюдателем за постройкой русский МТК назначил кронштадского инженера-судостроителя П.Ф. Вешкурцова, а командиром – капитана 2 ранга В.И. Литвинова.

Впрочем, этот командир не продержался и нескольких месяцев, когда "цензовые" правила ротации офицеров предложили ему сменить недостроенный корабль с еще не изученными свойствами на яхту "Штандарт" из Императорского конвоя. Литвинов с легким сердцем согласился с назначением на почетный пост в Императорской свите, а в Данию – спускать и достраивать новый крейсер – отправился кавторанг В.Ф. Сарычев.

2.

Резкий ветер с моря суматошно кружился над черепичными крышами старого Копенгагена. С утра сыпался с небес холодный надоедливый дождь. И раньше времени поредела толпа зевак на набережной у открытого эллинга завода "Бурмейстер ог Вайн". На перилах гостевого балкона намокали гирлянды искусственных цветов. Музыканты военного оркестра полами широких плащей прикрывали свои пока еще немые инструменты. У гранитного причала беспокойно подпрыгивал на острой зыби легкий катер с огромной треногой фотографического штатива над рубкой. И хмурый фотограф наводил свой громоздкий аппарат на андреевский флаг, тяжко хлопающий на ветру на легком флагштоке – над уже пересаженным на длинные полозья сускового устройства изящным корпусом нового корабля...

Было 26 мая 1901 года. В этот день был спущен на воду русский крейсер 2 ранга, получивший при крещении старинное имя – "Боярин". В честь отслужившего свой век парусно-парового корвета 1855 года постройки.
Крестили его... дважды!

Сначала – по старой западной морской традиции, еще на стапеле, разбив об острый, чуть вогнутый брус форштевня бутылку дорогого красного вина. Потом, уже на воде, к легкому трапу подбежал по зыби маленький катер с растянутыми над палубой тентами, и на высокий борт поднялся православный священник русской миссии – в парадном облачении, с причтом и певчими. Окропив святой водой пустынную холодную палубу, святой отец вновь нарек кораблю имя и благословил его на долгую честную службу Отечеству. И капли святой воды смешались со струями последнего в этом году весеннего ливня, как назло, хлынувшего в самый торжественный момент, словно из ведра...

В августе того же года "Боярин" вышел на сдаточные испытания. Первоначально от него не удалось добиться хороших результатов. Уже на скорости 14 узлов крейсер начинал мелко вибрировать всем своим узким изящным корпусом. Казалось бы, нет ничего опасного в этой легкой нервной дрожи, небольшой дискомфорт для экипажа, только и всего... Но на самом деле вибрации способны серьезно помешать эффективной стрельбе. И к тому же, они обычно свидетельствуют о неблагополучии с ходовыми системами. Или мощность рассчитана неверно, или неправильно подобрана форма гребных винтов, или не хватает прочности основному набору...

К счастью, инженеру Вешкурцову удалось довольно быстро выясить причину вибраций у "Боярина". Дело было как раз в форме винтов. Дефект устранили во время первого докования, и в дальнейшем, когда машины приработались, дрожь возникала только на скоростях, близких к предельной. Во время шестичасовых прогрессивных испытаний 17 августа 1902 года "Боярин" уверенно преодолел двадцатидвухузловой скоростной рубеж при мощности на валах 11 186 лошадиных сил.

МТК признал результат испытаний "прекрасным" и вскоре крейсер получил Императорский Рескрипт на право вступления в состав флота и приказ русского Адмиралтейства поднять строевой вымпел и следовать в Кронштадт – для участия в своих первых эскадренных учениях. "Завод условия контракта выполнил полностью и в срок, а следовательно, санкциям и штрафам не подлежит" – гласило письмо адмирала Верховского директору датского завода.

Однако в октябре того же года "Боярин" ненадолго возващается в Копенгаген. Нет, учения не выявили у него никаких конструктивных дефектов. Просто завод-строитель намеревался несколько улучшить эксплуатационные данные и поставить на крейсер некоторое мелкое эектрооборудование – сверх контракта. Для удобства команды, которой предстояло служить в довольно тяжелых условиях Тихого океана.

3.

14 ноября 1902 года "Боярин" шел из Копенгагена в Портленд – на соединение с русским сводным отрядом контр-адмирала Э.А. Штакельберга, с которым крейсеру предстояло в дальнейшем перебазироваться на Дальний Восток. И по дороге угодил в полосу встречного шторма. Жестокие шести-семибалльные шторма – не редкость в Северном море в это время года. Порой и более крупные корабли с опытными экипажами вынужденно сходят с маршрута и пытаются укрыться от непогоды в германских или голландских гаванях – под защитой мощных молов и волноломов. Но "Боярин" оказался упорен – и прибыл в Портленд к оговоренному сроку – 18 ноября, по счастливой случайности обойдясь без штормовых повреждений, если не считать одной потерянной весельной шлюпки, которую слизнуло волной с легких ростров.

Адмирал Штакельберг с удивлением отметил, что в молодой, еще не сплаванной команде почти не было укачавшихся. Похоже, "Боярину" удалось поколебать устойчивое мнение старого флотоводца, гласившее, что "чем крейсер мельче – тем менее он способен работать на большой волне"... Впрочем, осторожный Штакельберг слегка попенял кавторангу Сарычеву за неоправданный риск: время было мирное, жесткой необходимости рисковать молодым экипажем не было, и даже опоздание на пару суток по причине непогоды адмирал согласился бы простить.

Вскоре отряд Штакельберга снялся с якорей, и покинув гостеприимную британскую базу, взял курс в Средиземное море, во французский Алжир, куда прибыл поутру 3 декабря.

А по окончании совместных учений с союзниками-французами "Боярин" уже один отправился в бухту Суда на острове Крит. Пора ученичества завершалась для него. Здесь крейсер ожидало первое серьезное самостоятельное задание: следовать в Маскат, и в паре с французским крейсером, носившим несколько зловеще звучащее имя "Инферне", пройти Персидский залив. Целью похода было продемонстрировать перед лицом Британии, пытавшейся в одностороннем порядке отменить в этих водах право свободы плавания кораблей под любыми флагами, военный союз между Россией и Францией.

Годом ранее аналогичные экспедиции в Персидский залив совершили поочередно "Варяг" и "Аскольд". И похоже, Император решил ввести в традицию для русских кораблей по пути на Дальний Восток совершать дипломатический визит в город Бендер-Аббас, демонстрируя готовность русского флота отстаивать международные конвенции любыми средствами – вплоть до военной силы...

Впрочем, силу применять не пришлось. Назревающий конфликт удалось уладить путем переговоров, и вскоре, расставшись с "Инферне" добрыми друзьями, "Боярин" направился к новому месту службы. И не мог еще знать, что покидает эти воды – навсегда...

4.

...Он прибыл в Порт-Артур 10 мая 1903 года, и почти сразу, на первых своих строевых учениях, снискал особые симпатии командующего Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала О.В. Старка.

Так повелось, что в крупных соединениях адмирал нередко определяет себе из числа подчиненных разведчиков настоящего любимца. У С.О.Макарова таковыми были "Новик" и "Аскольд", у Н.И. Скрыдлова – "Варяг", у Чухнина на Черном море – "Кагул"... А Старк выбрал "Боярина" – не такого шустрого, как "Новик", и слабее вооруженного, нежели "Варяг", но зато отличающегося исполнительностью, спокойствием в управлении и уверенной скандинавской надежностью.

1903 год прошел в учениях и маневрах. Флагманскому форзейлю "Боярину" приходилось лидировать перебазирующуся во Владивосток колонну номерных миноносцев, возглавлять дипломатическую экспедицию в корейский порт Гензан, носиться полным ходом по артурскому стрелковому полигону, передавая приказы адмирала по растянувшейся колонне эскадренных броненосцев... Обычная работа адьютанта-разведчика в последний сезон учений перед большой войной!

К зиме крейсер должны были поставить на первый профилактический ремонт. Но декабрь 1903 года застал "Боярина" по-прежнему "при исполнении обязанностей". На сей раз это была представительская служба – стационерство в небольшом порту Чемульпо, где в это время проходили переговоры ведущих мировых держав по поводу нейтралитета Кореи. Пост дипломатического стационера издавна считают во флоте почетной, но нетяжелой работой. Главное – уметь "подать себя", продемонстрировать, когда нужно, выучку команды и решимость отстаивать политическую позицию своей родины. В начале двадцатого столетия откровенно бряцать оружием на переговорах было уже не принято, и многие начали смотреть на миссию дипстационеров как на почти формальную, полагая, что за их внешним лоском и парадным обликом уже не кроется истинно хорошая боевая подготовка. Как не вспомнить здесь слова адмирала Нельсона: "В кордегардии чисты манишки, но ржавы шпаги и пусты головы!"...

Сводный военно-дипломатический отряд в Чемульпо оказался редким исключением из этого правила. Война начнется именно отсюда – когда темной ночью 27 января 1904 года тайно снимется с якоря японский стационер – крейсер "Чиода". Снимется – и уйдет в темноту, чтобы к утру явиться с эскадрой и предьявить от имени адмирала С. Уриу ультиматум русским стационерам – сдаться в плен или биться с превосходящими силами... И через сутки все газеты просвещенного мира облетит фото русского крейсера 1 ранга "Варяг", выходящего на неравный бой.

"Боярина" в это время в Чемульпо уже не было. Он успел за три недели до необъявленного нападения смениться с поста "дуайена" – флагмана русского дипотряда – и именно "Варягу" передал свои полномочия. Теперь он находился в Порт-Артуре, на привычном месте флагманского форзейля при эскадренном броненосце "Петропавловск", и в ночь первой атаки эскадры японскими миноносцами лишь по счастливому случаю избежал неприятельской торпеды.

Геройский бой "Варяга", завершившийся открытием кингстонов, принес эскадре первые потери. И, наверное, не будет преувеличением утверждать, что для "Боярина" сам факт ухода из Чемульпо менее чем за месяц до трагического события явился в некотором роде фактором деморализации. Капитан второго ранга В.Ф.Сарычев всерьез высказывал мысль, что втроем, считая и "Корейца", в бою было бы легче, и кто знает, возможно, исход сражения был бы совсем иным... Помните, у Пушкина: "И я бы мог..."?

5.

Как бы то ни было, а утро 28 января 1904 года застало "Боярина" в строю крейсерского отряда, занятого поисками и преследованием неприятельских миноносцев. Обнаружив в рассветной дымке маленький четырехтрубный истребитель, внешне похожий на одного из непрошенных ночных "гостей", крейсер сразу же "поймал" его в прицелы своих 120-миллиметровых пушек, и над утренними водами сухо раскатился звук первого залпа. Миноносец заметался среди высоких белых всплесков, вздыбленных снарядами. Завертелся, выходя из-под обстрела. И когда уже плутонговые командиры "Боярина" готовы были дать отмашку на следующую серию выстрелов, с высоты сигнального мостика раздался истошный крик:
– Не стрелять! Свои!!!
Это сигнальщики "Боярина" наконец-то заметили на гафеле миноносца Андреевский флаг. Несчастным, едва не расстрелянным своими же товарищами по эскадре, оказался возвращающийся с ночного патрульного выхода миноносец "Сильный".

Ошибка стоила командиру "Боярина" тяжелого разговора с адмиралом Старком. Но никакого взыскания на обознавшуюся наблюдательную вахту наложено не было – Оскар Викторович прекрасно понимал, в каком состоянии мог находиться экипаж
крейсера после сумбурного ночного боя и последующего разведывательного выхода. Война есть война – и уже через несколько часов после возвращения на артурский рейд "Боярин" вместе с "Аскольдом", "Баяном" и "Новиком" снова вышел в море. Направление поиска разведчики выбрали верно: к одиннадцати утра к зюйд-осту от Ляотешаня "Аскольд" обнаружил обильное задымление горизонта, и вскоре под бурыми шлейфами густого дыма на фоне серых небес проступили черные силуэты броненосцев Соединенного флота Японии. Их вел сам "Микаса" – флагман адмирала Хэйхатиро Того. Вел, чтобы дать решительный бой русской эскадре, уже понесшей первые потери в ночной схватке с миноносцами. Но замыслам японского адмирала не суждено было сбыться в это утро.

Путь неприятельскому линейному отряду преградили русские крейсера. Преградили, несмотря на то, что бой разведчиков с тяжелыми кораблями во все времена считался неоправданным риском, не способным принести безрассудным ничего, кроме поражения. Но русская эскадра на рейде Порт-Артура нуждалась хотя бы в нескольких десятках минут – для перестроения и развертывания к бою. И крейсерский отряд был твердо намерен дать своим броненосцам это время. "Боярин" оказался на первой линии этого странного противостояния. Отходя с боем на соединение со своим отрядом, маленький скаут вел из кормовых орудий отчаянный, но меткий огонь по японскому флагману. И неприятельские крейсера, сопровождавшие линейную колонну, так и не рискнули преследовать отважного.

Удивительно, но факт: находясь под огнем двенадцатидюймовых орудий "Микасы" как минимум в течении десяти-пятнадцати минут, "Боярин" не получил ни царапины! Японские исследователи объясняют этот факт тем, что якобы, наблюдательная вахта "Микасы" приняла трехтрубного "Боярина" за более крупный крейсер типа "Диана" и продиктовала артиллеристам неверную дистанцию до противника. Как бы то ни было, а после этого скоротечного боя и отхода японской эскадры "Боярин" в тот же день вышел конвоировать минные заградители. Постановке поля у Талиенваня могли помешать японцы, и адмирал Старк прикомандировал к флагману заградителей своего лучшего скаута – на всякий случай. Этой работой "Боярин" и должен был заниматься в ближайшие сутки.

6.

Работа минного заградителя – одна из самых тихих, но и самых опасных в морской войне. Подобно саперам, минзаги ошибаются только один раз в своей жизни, и волею судьбы 29 января беда постигла лучшего из артурских заградителей – "Енисея". Подорвавшись на собственной мине, корабль продержался на плаву всего 15 минут, и "Боярину" пришлось собирать с воды его экипаж.

После этого по приказу Старка крейсер пошел к островам Сан-Шантао, поскольку разведка доложила адмиралу о появлении в этом районе японских миноносцев. Точное расположение только что поставленных минных полей было "Боярину" неизвестно, и в двух милях от южного острова этого небольшого архипелага крейсер подцепил сорвавшуюся с минрепа "бродячую" мину. Взрыв сотряс узкий легкий корпус от киля до клотика. В воздух выбросило облако черного дыма и пыли из разорванной угольной ямы, прибортовые переборки оказались частично разрушенными взрывом, и вода хлынула под котельные фундаменты. Крейсер завалился в пятнадцатиградусном крене, и, не надеясь на спасение, В.Ф. Сарычев отдал приказ экипажу покинуть погибающий, как ему показалось, корабль...

Пока спускали шлюпки, крен увеличился еще более. Но когда по засвежевшей волне русские моряки с трудом выгребали против течения к острову, за кормой шлюпок еще высился над водой трехртубный силуэт с отломившейся первой мачтой...

Он не затонул и к утру. Переборки котельных отделений выдержали, не пустили дальше по корпусу ледяную январскую воду. Всю ночь дрейфуя по минным полям, покинутый экипажем, крейсер непостижимым образом избежал повторных подрывов, и кавторанг Сарычев успел горько раскаяться в своем преждевременном решении.

"...Раненый крейсер словно ждал, когда мы решимся вернуться." – написал впоследствии один из очевидцев трагического события. Но судьба оказалась на этот раз против "Боярина". 30 января разразился шторм с пургой, и спасательная партия не смогла на катерах добраться до корабля, севшего на островную отмель. А следующей ночью ветер переменился, и крейсер был унесен с мели – обратно на минное поле... И несколько взрывов, глухо донесшихся сквозь вой штормовой непогоды, возвестили о жестоком конце такой короткой, но яркой судьбы...

Когда поутих шторм, команду "Боярина" удалось без потерь эвакуировать с острова. И капитан второго ранга Сарычев был разжалован трибуналом – за то, что, по сути, бросил свой корабль в критическую минуту, и тем самым обрек на жестокую и бессмысленную гибель.

"Боярин" участвовал в войне всего три дня. Но за эти три дня он прожил целую жизнь, достойную долгой памяти.