Военно-морской флот России

Щедрин Г.И. На борту С-56. — М.: Воениздат, 1959. 

Под гвардейским флагом

Фашистские захватчики изгнаны из Печенги и Киркенеса. Столица дважды салютовала войскам Карельского фронта и морякам Северного флота. Среди отличившихся в боях соединений упоминается и наша бригада. При освобождении Печенги подводники за короткое время потопили около двух десятков вражеских транспортов. Был день, когда возвратившиеся из боевых походов лодки произвели шесть победных выстрелов. А ведь топили врага не только подводники. Много фашистских кораблей уничтожили летчики; не остались в долгу и катерники. Десятки транспортов и судов вместе с ценными военными грузами отправлены на дно различными силами флота и никогда больше не будут служить захватчикам.

Краснознаменная бригада подводных лодок награждена орденом Ушакова. Многие подводники удостоены правительственных наград. Командиру бригады И. А. Колышкину присвоено звание контр-адмирала. Все это нас радует, наполняет наши сердца гордостью за товарищей и благодарностью партии за ее заботу о военных моряках.

Приказом Наркома Военно-Морского Флота наш корабль преобразован в гвардейский, команда награждена орденами, а мне присвоено звание Героя Советского Союза. Поверил в это, признаться, не сразу. Даже когда меня поздравили все товарищи в базе, и я стал получать телеграммы от друзей с Тихого океана, мне все еще не верилось, что я удостоен такой высокой награды.

...У пирсов торжественная тишина. На верхних палубах лодок выстроились экипажи. Для вручения нашей лодке Гвардейского флага прибыл командующий флотом. Адмирал обходит строй, поздравляет, жмет руки и перед званием каждого из нас прибавляет слово “гвардии”.

Поднявшись на мостик вместе с Колышкиным и командиром нашего дивизиона Иваном Фомичом Кучеренко, командующий зачитывает приказ Наркома и приказывает поднять флаг.

На флагштоке Краснознаменный Военно-морской флаг заменяется другим, таким же, но с добавлением изображения гвардейской ленты. Звучит Государственный гимн Советского Союза. Мне от имени команды сейчас предстоит дать клятву бить врага по-гвардейски. В оставшиеся минуты в памяти проходит весь наш боевой путь.

Всего около двух лет прошло со дня первого нашего похода в логово врага, а сколько пережито! Восемь походов, четырнадцать потопленных и поврежденных кораблей противника. Сотни сброшенных на нашу лодку и разорвавшихся вблизи глубинных бомб. А сколько погружений от атакующих самолетов, отворотов от мин, уклонений от выпущенных по лодке торпед... Нет, не случайно под бескозырками и фуражками некоторых стоящих в строю еще молодых людей пробивается седина.

Отныне мы — гвардейцы. Большое, почетное и ко многому обязывающее звание!

Воинское умение пришло не сразу. Сократить путь познания помогли нам боевые друзья, и, прежде всего гвардейцы Федора Видяева, Александра Каутского и других экипажей. У них мы многому учились. Именно учились, а не просто подражали. Да и разумно ли было копировать, если, например, у Видяева не было двух похожих друг на друга атак. Учителями нашими были люди на редкость скромные в базе и отважные и неукротимые в море. Именно таким и должен быть настоящий гвардеец. В этом им можно и нужно подражать.

Мы продолжаем учиться у товарищей, но теперь многие учатся и у нас. С нами встречаются молодые экипажи и так же жадно, как мы в свое время, стараются перенять наш опыт. В этом, несомненно, одно из важных условий успеха на войне — самому непрерывно учиться у товарищей и в то же время щедро делиться собственным опытом со всеми, кому он может пригодиться. Мы брали себе в качестве примера гвардейцев, сами стали гвардейцами, и теперь нас иногда ставят в пример другим.

Спросите любого на корабле, кто не помнит слов погибшего Героя Советского Союза Магомета Гаджиева: “Я одного только боюсь, уходя в море, возвращения домой без победы! Остальное не страшно!” Выраженный в этих словах неукротимый дух Гаджиева продолжает жить в наших сердцах.

Вспоминается, как год назад, выслушав указ о награждении нашей подводной лодки орденом Красного Знамени и прочитав посвященные нам листовку и полосу в газете под заголовком: “Экипаж отважных и умелых”, мы сказали себе: “Кому много дано, с того больше и спрашивается. Нас считают передовым экипажем. Так будем же передовыми и примерными везде и во веем — в бою, в учебе, в дисциплине. Оправдаем высокую награду и доверие, умножим счет наших побед”.

Так мы думали и так писали в обращении к товарищам. Черно-оранжевая гвардейская лента под орденом Красного Знамена на кормовом флаге доказывает, что мы сдержали слово, данное Родине. Гвардейский флаг обязывает не успокаиваться, не зазнаваться, не почивать на лаврах. Вперед, только вперед, всегда и во всем!

Командующий отбыл, пожелав нам успехов. Настала очередь друзей поздравить нас. Ждать долго не пришлось. Через пять минут на палубе собралось столько народу, что трудно было отыскать хозяев среди гостей. Просто, сердечно и горячо товарищи жмут нам руки. Одни серьезно, другие в шутливой форме искренне поздравляют нас, желают успехов.

От всех кораблей получаем короткие приветственные адреса. Это традиция. Никто ее не нарушает. К любому празднику, торжественному дню друзья не забывают обратиться друг к другу с теплыми словами привета. Посылаются адреса по желанию и с согласия всей команды. Поэтому так дорого внимание товарищей, они искренне разделяют нашу радость. От этого чувствуем себя вдвойне именинниками.

Вечером в кубрике вручаю гвардейские ленты и знаки личному составу. Один за другим получают нагрудные знаки офицеры. В большинстве своем — это молодежь, сменившая “старичков”, выдвинутых по службе или ушедших на учебу. А сколько трудов вложил каждый из них в наши успехи!

Получили знаки и снова встали в строй всеми уважаемые мичманы и главстаршины—Дорофеев, Павлов, Елин, Рыбаков, Боженко, Пустовалов. Каждый из них тоже много сделал для общей славы корабля.

Проходят старшины и матросы. Им, кроме знаков, вручаю ленты на бескозырки.

Вот рулевые-сигнальщики и среди них самый зоркий наблюдатель — Василий Легченков. Это ему мы не раз были обязаны своевременным обнаружением вражеских самолетов и выпущенных по лодке торпед. Через руки торпедистов Лемперта и Новикова прошли более трех десятков выпущенных по врагу торпед. И хотя не все они попали в цель, но ни одна не свернула с заданного ей курса. Это заслуга торпедистов. Впрочем, несправедливо было бы забыть и труд дивизионной торпедной партии, равно как и торпедистов береговой базы бригады.

Стоят молодые гвардейцы — трюмные, электрики, мотористы. Разные лица и характеры. Трудно сравнить, например, веселого балагура Федотова с серьезным и вдумчивым Дерендяевым, шумного Лемперта с тихим Лебедевым, энергичного и деятельного Корзинкина с застенчивым и скромным Завгородневым.

И все-таки у всех них есть то общее, что делает похожими самых непохожих людей: это беспредельная любовь к Родине и к кораблю, на котором мы за нее сражаемся, гордость за свой коллектив, высокое чувство воинской чести. Есть и еще черта, очень характерная для нашей команды, которой я, как командир, особенно горжусь. Это — спайка всего экипажа и хорошая, честная, мужественная дружба. Люди сроднились с кораблем и друг с другом.

О каждом из этих моряков, ставших сегодня гвардейцами, можно сказать многое. Но расскажу сейчас только об одном из них. История его, быть может, очень редкая, даже исключительная. И, возможно, кто-нибудь усмотрит в ней прежде всего упущение в работе призывной комиссии. Но мне кажется, что эта история говорит прежде всего о высоком патриотизме советских людей.

...Молодой краснофлотец Коробкин прибыл на наш корабль в начале 1944 года. Приобретенная в учебном отряде специальность моториста точно определила его место на лодке — пятый отсек. У мичмана Елина и старшины 2-й статьи Бубнова одним подчиненным стало больше. Новичок оказался дисциплинированным, очень старательным и скромным матросом. Устройство подводной лодки и свои обязанности по специальности он освоил быстро. Вскоре приказом по кораблю матрос Коробкин был допущен к самостоятельному несению вахты.

От похода к походу росло мастерство молодого воина. За отличное обслуживание дизелей во время длительной погони за конвоем противника комсомолец Коробкин был награжден орденом.

Об этом я написал родителям моториста, которые жили и работали в Баку. Быстро пришел ответ. Отец благодарил меня за хорошие слова о сыне, писал, что гордится им, но в то же время выражал недоумение, как он может служить на военном корабле, да еще на подводной лодке. “Ведь у него не действует одна рука. Он обманул призывную комиссию. Но как он обманывает вас? Мне это совершенно не понятно”.

Вот тебе и раз! Как же так? Я вызвал командира электромеханической боевой части Шаповалова и дал ему прочитать письмо.

— Первый раз слышу и мало этому верю, — заявил Шаповалов.

— Хорошо. Разберитесь. Доложите завтра.

На следующий день мы с механиком поняли, что нам еще далеко не все известно о своих подчиненных. Да, у Коробкина действительно почти не действовала одна рука. Дважды он сумел “провести” врачей на медицинской комиссии и в результате попал на действующий флот, на подводную лодку, хотя подлежал освобождению от военной службы.

В машинной школе было очень трудно научиться делать одной рукой то, что положено делать двумя. Но, боясь, что его отчислят, лишь только узнают о его недуге, он в течение нескольких месяцев упорно тренировал свою больную руку. Произошло почти невозможное:

рука, хотя и плохо, все же стала слушаться.

Наконец он попал на корабль. Ему все здесь понравилось. Дружный коллектив, прекрасная техника, а впереди — боевые походы, встречи с врагом.

Но от наблюдательного командира отделения мотористов старшины Бубнова трудно было что-нибудь скрыть.

И когда Коробкин получил прямое приказание показаться врачу, он решил чистосердечно признаться во всем своему командиру отделения.

Беседа велась с глазу на глаз, без свидетелей. Взволнованный матрос рассказал о своей заветной мечте стать военным Моряком. Но на пути к этому стояла непреодолимая преграда—больная с детства рука. Когда же началась война, Коробкин решил во что бы то ни, стало быть, в боевом строю защитников Родины. Он явился на призывной пункт и, скрыв свой недуг, был зачислен во флот.

— Товарищ командир, я вас как старшего брата, как о самом большом в жизни прошу: не докладывайте пока о моей руке, — говорил Коробкин старшине. — Я буду служить так, что меня никто не попрекнет!

Было о чем задуматься Бубнову. Рассказ матроса глубоко взволновал его. Но имеет ли он право не доложить о его болезни?

На следующий день — это было уже накануне похода — командир отделения начал придирчиво проверять, как молодой моторист справляется со своими обязанностями. Каждое новое упражнение убеждало старшину, что Коробкин успешно управляет дизелями. Докладывая обо всем Елину, Бубнов уверенно добавил:

— Коробкин справится, товарищ мичман, ручаюсь.

После того как Елин сам в этом убедился, он решил, что после похода доложит об всем механику.

А поход показал, что Коробкин справляется без всяких скидок на болезнь. Нелегко давалось ему это, но настойчивость и старание помогли стать полноценным специалистом.

Своей службой старший матрос Коробкин заслужил всеобщее уважение. Он хочет и будет продолжать службу.

С большим удовлетворением и волнением вручаю ему гвардейскую ленточку и значок, желаю успеха в службе и поздравляю со званием гвардейца. Отвечает коротким, как все:

— Служу Советскому Союзу! Мичман Дорофеев попросил разрешения и от имени команды вручил мне краснофлотскую гвардейскую ленту с надписью: “Подводные силы С. Ф.”. Этот дорогой подарок я сохраню на всю жизнь.

Сегодня введена в строй гидроакустика. Эхолот отремонтирован раньше. Через несколько дней лодка будет готова к очередному боевому выходу.

Желание у всех одно — быстрее в море.